Ошибка в объекте
Шрифт:
— Пьян был, ничего не помню,— как бы про себя проговорил Демин.
— Да! — закричал Жигунов.— Да! Не помню! Что же мне, вешаться?
— Думаю, не стоит,— спокойно ответил Демин.— Будем работать, Жигунов. А у вас есть время подумать, глядишь, и вспомните чего-нибудь новенькое, а?
20
— С Лагодехами разговаривал,— сказал Рожнов на следующее утро.— Там тебя ждут. Добираться лучше всего через Тбилиси. Самолетом, а дальше автобусом. К вечеру
— И там действительно живет родня нашего Тетрадзе?
— Живет,— кивнул Рожнов.— За домом установили наблюдение.
— Не верится, что Нефедов там появится…
— Уже появился,— невозмутимо сказал Рожнов.— Местные товарищи заглянули в гостиницу, она там единственная. В этой гостинице одну ночь провел некий гражданин по фамилии Нефедов.
— Наш Нефедов?
— Трудно сказать,— усмехнулся Рожнов.— Не забывай — это маленькая кавказская гостиница. Скажи спасибо, что еще фамилию постояльца записали. Когда-то я был в Лагодехах,— мечтательно произнес Рожнов.— Какой там базар! Обязательно посети. С гостиницей, местным уголовным розыском, родней Тетрадзе — решай сам, можешь всем этим и пренебречь, а вот базар надо посетить. Какие там орехи! Мешками стоят… И что самое удивительное — покупают мешками!
— Мешок — не знаю, но пару килограммов привезу,— пообещал Демин, поднимаясь.
— Думаешь, это очень много — два килограмма? — невинно спросил Рожнов.— Там самые дешевые орехи Не разоришься и на трех килограммах.
— Даже сейчас, в марте?
— Особенно в марте. Они за зиму просохли, стали легкие, ломкие, шершавые, их на килограмм идет столько… О! Возьмешь в кулак,— Рожнов посмотрел на свою ладонь так, словно на ней уже лежал крупный грецкий орех,— возьмешь вот так, сдавишь, и он хрустит, кожура лопается, раскалывается, а внутри мерцает золотистый плод, знаешь, будто мозг с хорошими глубокими извилинами.
— Уговорили, Иван Константинович. Только насчет мозга — напрасно. Когда говорят про мозг в хрупкой скорлупе, у меня возникают другие мысли.
Подобные командировки были нечастыми, и Демин откровенно наслаждался перелетом в Тбилиси, с волнением смотрел на проплывающие внизу вершины Кавказского хребта, кто-то из знающих пассажиров показал на одну из вершин, и по самолету прошелестело слово «Казбек». Демин тоже не удержался от того, чтобы с почтением произнести это слово, но тут помимо его воли вершину заслонили печальные глаза Тетрадзе и уже не покидали его, когда он пересекал на автобусе всю Грузию с запада на восток, приближаясь к небольшому грузинскому городку с непривычным названием Лагодехи.
На автовокзале, едва Демин вышел из автобуса, к нему подошел маленький смуглый человек в громадной фуражке с неизменными усами. Протянув сухонькую ладошку, он спросил:
— Товарищ Демин?
— Точно. Здравствуйте.
— Очень рады, что вы приехали. Мы вас ждем. Моя фамилия Мамукелашвили. Будем работать вместе. В гостинице заказан номер.
— В той самой, где останавливался Нефедов?
— У нас одна гостиница. Вот машина,
— Что-нибудь удалось установить? — спросил Демин уже в машине.
— Я думаю,— Мамукелашвили помялся, прикидывая, как вежливее ответить,— может быть, мы будем сначала кушать, а потом работать?
— А если одновременно?
— О! Наш начальник в таких случаях рассказывает об одном плакате, который он видел в Америке. Висит у дороги плакат такого примерно содержания… «Водитель, если ты одной рукой обнимаешь девушку, а другой ведешь машину, знай, что и то и другое делаешь плохо».
— Очень правильный плакат,— ответил Демин.— Убедительный.
— Мы немного подготовились к вашему приезду,— как бы мимоходом заметил Мамукелашвили.— Товарищи уже ждут… И… будет хорошо, если мы сначала немного познакомимся… Это всегда хорошо.
— Ну что ж, мне остается только подчиниться местным обычаям.
— Это не местные обычаи,— с осуждением сказал Мамукелашвили.— Это всеобщий закон. Его все должны соблюдать, хотя некоторые,— он сделал презрительную гримасу,— уклоняются. О! Лучше бы они другие законы нарушали. Этот закон нельзя нарушить. А чтобы очистить вашу совесть, могу сказать, что горничная в гостинице вспомнила этого Нефедова. Он был очень невежливый и очень высокий.
— Это он,— коротко сказал Демин.
Двухэтажное здание гостиницы с козырьком над крыльцом и дребезжащими дверями было окружено зарослями каких-то кустов. Демин направился было к окошку администратора, но Мамукелашвили взял его под локоть и провел прямо к лестнице на второй этаж. Номер оказался просторным, может быть, даже излишне просторным. Посреди комнаты стоял круглый стол, уставленный фруктами, виноградом, были здесь и столь любимые Рожновым грецкие орехи. Демин не удержался, взял один — орех оказался непривычно крупным и легким.
— Пробуйте, пробуйте, товарищ Демин,— услышал он голос позади себя, в номер входил плотный человек в форме майора милиции. Пожимая руку, Демин отметил, что ладонь его почти такая же крупная и сильная, как у Рожнова.— Чикковани,— представился вошедший.— Надеюсь, не обидитесь за то, что поселили вас в том номере, в котором ночевал Нефедов?
— Он останавливался здесь? — Демин уже со значением осматривал номер.
— Очевидно, у человека были деньги, номер большой, хороший. Может быть, не самый лучший,— тонко улыбнулся майор,— но просторный, тихий. Нам приятно, что мы сможем сразу ввести вас в работу.
— Пусть так,— согласился Демин.— Товарищ Мамукелашвили сказал, что Нефедов был очень невежливый человек. В чем это выразилось?
— Отвечаю сразу,— сказал майор.— Он спал вот на этой кровати. Она была ему мала… Видите? В такую кровать, на такое покрывало — вы посмотрите на это покрывало! — он ложился, не раздеваясь. Забрасывал ноги на спинку кровати, вы посмотрите, какая спинка, какая отделка! Наша фабрика изготовила, да! Он упирался ногами в стенку, в эти прекрасные обои, видите, как он их запачкал?