Ошибки, которые мы совершили
Шрифт:
– Добро пожаловать домой, Эл, – говорит он.
Ничего не говоря в ответ, я прижимаюсь к нему, и он не убирает руку еще несколько долгих мгновений. Я словно прикрыта щитом. Бен всегда таким был – примирителем семьи.
Сэндри расспрашивает Такера о нашем полете, о дороге из аэропорта, но я слышу не все их слова, поскольку у меня звенит в ушах. Я волнуюсь, потому что я трусиха, потому что злюсь, потому что…
Потому что я до невозможности хочу, чтобы Сэндри посмотрела на меня так, словно она по-прежнему меня любит. Ненавижу
Она отпускает Такера, и я наконец получаю ее внимание.
– Эллис, – мое имя звучит уважительно.
И мои губы невольно растягиваются в улыбке. Сэндри протягивает руки, словно собирается меня обнять, но вместо этого кладет свои ладони на мои.
– Я рада, что ты приехала, – ее голос звучит натянуто. – Ты голодна?
Какой же глупый вопрос! Совсем не то, о чем мне хотелось бы поговорить.
– Я умираю с голоду, – вмешивается Такер, – мне просто необходимо поесть прямо сейчас.
Я садилась здесь за стол столько раз, что у меня есть собственное место. Стул рядом со мной пуст – на нем должен сидеть Истон. Его недостает – с этим ощущением проходит ужин. И дело не только в невысказанных словах, не только в призраке того, кого здесь нет.
Мы избегаем этой темы. Даже Такер, который обычно не упускает возможности вставить неудобный комментарий между поеданием жареной курицы, картофеля с маслом и салатом из овощей, выращенных в саду Бена и заправленных оливковых маслом.
«Грех жару приближаться к таким помидорам» – первая заповедь религии беновского сада.
В центре стола стоит миска с хлопьями красного перца – рядом с солонкой и перечницей, потому что Бен считает, что всем блюдам, абсолютно всем, не хватает красного перца.
По какой-то глупой причине из-за этой миски у меня встает ком в горле. Это осознание, что я по-настоящему здесь. Не дома, но…
Такер спрашивает о юридической фирме Бена и жителях города. О вечеринке Сэндри и той нервотрепке, что неизбежна при подготовке мероприятия на двести человек. Мы разговариваем о работе Диксона в патруле. О девушках, с которыми он встречается. А потом разговор доходит до Такера.
– Скажи-ка, как получилось, что твой брат думает, будто вы двое с ним не разговариваете? – вдруг спрашивает Бен, скрестив руки на груди.
У меня внутри все падает. Я уже забыла, что Олбри никогда не избегают неудобных разговоров.
– Да кто знает, что там у него в голове, пап, – с пренебрежением отвечает Такер, – я постоянно говорю с Истоном.
Тишина в комнате настолько тяжела, что мне трудно дышать.
Сэндри поджимает губы. По ее лицу отчетливо видно, что она не одобряет наши решения – Истона, Такера, мои.
– Это уже просто нелепо, Такер!
– Да почему опять я? Почему не он? – спрашивает Такер. – Почему я должен успокаивать Иста из-за того,
– Ты старше и взрослее, – говорит Сэндри, – вроде бы.
Такер проводит ладонью по лицу.
– Ненавижу эту семью.
– Просто уладь все с братом, – добавляет мать. – Можешь считать это подарком мне на день рождения. – Она говорит с Такером, но я знаю, что это указание касается и меня.
– Мой подарок – ручной труд для твоей вечеринки, – шутит Такер. – Никто действительно не понимает, что на самом деле жертва здесь я?
– Ты будешь заниматься не только ручным трудом. Нужно сделать кучу всего и…
– Сэндри, – Бен успокаивает назревающую бурю, накрыв ладонь жены своей, и мы видим, как Сэндри глубоко вздыхает.
Она встает, давая понять, что ужин окончен, и я убираю посуду, что давно уже стало в этом доме моей обязанностью. Мы возвращаемся к своим ролям, будто это мышечная память. Фоном играет Ван Моррисон. Сэндри сидит у островка, а Бен снова наполняет ее бокал вином. Такер и Диксон загружают посудомойку и протирают столешницы. Мы убираем половинки овощей и специи, про которые забыла Сэндри во время торопливой готовки.
Парни толкаются и пихают друг друга, и внутри меня что-то поднимается. Нормальность всего вокруг. За исключением огромной – размером с Истона – дыры в комнате.
Бен садится рядом с Сэндри и кладет ее ноги себе на колени. Нежно обводит пальцем лодыжку.
– Когда должен приехать Истон? – спрашивает Такер. – Накануне вечеринки?
– Ага, – отвечает Бен, – оттягивает до последнего.
– Истон такой Истон – как обычно, отлынивает от тяжелой работы, – бормочет Диксон.
– На самом деле он в этом не виноват, поездку планировала Сара. – Сэндри отпивает глоток вина.
Ее планировала Сара?!
Не знаю, чувствую ли предательство из-за того, что он спланировал поездку с другой, или облегчение, что эта идея принадлежала не ему. И не могу сказать, рада ли я, что проведу еще несколько дней без Истона, или раздосадована.
Часть меня ждет не дождется показать, что он мне больше не нужен. А другая часть, слабая, просто хочет его увидеть.
– Эллис, расскажи маме, что будет в следующем году, – предлагает Такер. Он уже готов избавиться от секрета, что я просила его сохранить.
Миллион раз мне представлялось, как расскажу об этом Сэндри. И всегда в руке у меня было письмо, в глазах – слезы… Но прошло слишком много времени – с тех пор как я с ней говорила, с тех пор как узнала, с тех пор как хотела ей рассказать.
Сэндри смотрит на меня с любопытством.
Слова сначала возникают у меня в голове, а потом я их произношу:
– Я поступила в Калифорнийский университет.
– Ты поступила… в Калифорнийский университет в Сан-Диего? – медленно произносит она. Удивленно. А потом…