Осип Мандельштам и его солагерники

Нерлер Павел

«Адрес»: Москва В-152 Загородное шоссе д.2,

М. П. Н. Больница № 1. 25-е Отделение (4 этаж) 5 палата.

Юрию Алексеевичу Казарновскому.

P. S. Простите очень плохую бумагу — другой не было. Ю. К. [340] .

Итак, еще в самом конце 1959 года он был жив. Но с высокой степенью вероятности можно предположить, что его земной путь в 1960 году закончился…

P.S

340

РГАЛИ. Ф. 1160. Оп. 1. Д. 266. Л. 14–15.

В конце 1980-х имя Казарновского снова выплыло на поверхность. Больше всего приложил к этому руку Евгений Евтушенко со своей замечательной рубрикой «Строфы

века» в «Огоньке». В 1988 году в ней вышла подборка стихов и Казарновского, а Евтушенко написал во врезке:

«Насколько мне известно, автор всего лишь одной книги: „Стихи“, Гослитиздат, 1935 год. Книжка эта попала мне в руки сразу после войны… Автор в то время был в местах, не столь отдаленных. Когда он вернулся, то вскоре умер, и я о нем больше ничего не слышал…»

Эти сведения уточняет и дополняет в письме в «Огонек» академик Д. С. Лихачев:

«Юрий Казарновский из Ростова-на-Дону. Родился в начале века. Был в литературном кружке в своем родном городе. Арестован. Сидел в Соловках. И печатался в журнале „Соловецкие острова“… Потом был все время в лагерях и был последним, кто видел О. Э. Мандельштама… Я попал в лагерь в конце октября 1928 года, а Казарновский немного раньше, по-моему, весной…» [341]

341

Огонек. 1988. № 28.

И — в другом месте — о пародиях: «Некоторые из его пародий были напечатаны в „Огоньке“, и мне пришлось разъяснять — кому они принадлежат» [342] .

Свой вклад внесла и Н. Я. Мандельштам. Первое на родине издание ее «Воспоминаний», одним из скорбных и трагических персонажей которых является и Казарновский, вышло в издательстве «Книга» в 1989 году.

Затем вмешался ростовчанин Владимир Тыртышный, усомнившийся в тождестве Казарновского из Ростова и Казарновского из Соловков. Разобрались [343] , но по мере разбирательства ширился круг его почитателей, как и круг републикаций его немногочисленных, но каких-то очень «фирменных» произведений.

342

Лихачев Д. С. Юрий Алексеевич Казарновский //Д. Лихачев. Воспоминания. СПб.: Логос, 1999. С. 254.

343

В Сети:1393100.

Пора бы уже собрать книгу Юрия Алексеевича Казарновского — неистребимо веселого поэта с совершенно невеселой судьбой. Того, кто за это возьмется, ждет немало трудностей: что печаталось в ростовских газетах и в центральной периодике в 20-е годы? Что еще прячется в периодике соловецкой? И что за стихи про азиатские ливни надиктовал Казарновский в Ташкенте?

И в завершение — стихотворение Казарновского 1956 года, еще не печатавшееся. Оно сохранилось среди его писем, кажется, последнему своему корреспонденту — Илье Сельвинскому [344] :

344

РГАЛИ. Ф. 1160. Оп. 1. Д. 266. Л. 5–5об.

ПРОГУЛКА

Печаль его светла…

Она читает Пушкина. Припомнил все… И сразу снова Чужого горя сумрак лег: Мы, утром, встретили слепого, И он — увидеть вас не мог. Смотрю на вас… И слепо верю, Что немота страшнее мглы: Немой, сидевший с нами в сквере, Не мог сказать — как вы милы. Полоска дыма… Стон мотора… Дивлюсь, глазам не веря сам, Геройству летчика, — который Летит так быстро… И — не к вам. Вот ЗИМ промчался, с ветром споря, Мелькнул седок, бледней чем мел: Он бледен так — конечно, с горя, Что увезти вас не сумел. Шопен… Венки… Сквозь ваши веки Синеет грусть огромных глаз… И —

очень жаль мне человека, Который умер не за вас. Но я несчастней, чем другие — Немного стар уже поэт… Где вам найти очки такие, Чтоб стекла минус десять лет?

Похоже, что эта ироническая струнка и нота, чем-то напоминающая Сашу Черного, всегда сопровождала Казарновского и смешила его читателей и слушателей, в том числе, возможно, и Мандельштама, соседа по бараку.

А может быть, эта струнка и вовсе была его сутью — или, если хотите, осью, пусть и не сосущей ось земную, ось земную…

Второй свидетель:

«брянский агроном М.», или Василий Меркулов (1952, около 1968, 1971)

«Брянского агронома М.» (то есть ленинградского физиолога Меркулова) Н. Я. аттестует как «второго достоверного свидетеля». С ним она, по-видимому, все же встречалась, но только не ранее 1968 года.

Выполняя просьбу О. М., он пришел к Эренбургу еще в 1952 году, то есть еще при жизни Сталина. Комментируя этот визит, Н. Я., находившаяся тогда в Ульяновске, отмечает:

«…Никто другой из советских писателей, исключая Шкловского, не принял бы в те годы такого посланца. А к писателям-париям сам посланец не решился бы зайти, чтобы вторично не угодить на тот свет» [345] .

Рассказанное Меркуловым Н. Я. уже знала со слов Казарновского. Существенных противоречий между ними не было:

345

Мандельштам Н. Воспоминания // Собр. соч. В 2 тт. Т. 1. Екатеринбург, 2014. С. 476.

«Он считал, что О. М. умер в первый же год, до открытия навигации, то есть до мая или июня 39 года. М. довольно подробно передал разговор с врачом, на счастье, тоже ссыльным и понаслышке знавшим Мандельштама. Врач говорил, что спасти О. М. не удалось из-за невероятного истощения. Это подтверждается сообщением Казарновского о том, что О. М. боялся есть, хотя, конечно, лагерная пища была такая, что люди, отнюдь не боявшиеся есть, превращались в тени. В больнице О. М. пролежал всего несколько дней, а М. встретил врача сразу после смерти О. М.» [346]

346

Там же. С. 451.

Следующий фрагмент, сохранившийся в архиве Н. М., представляется нечем иным, как записью, сделанной ею после разговора с самим Меркуловым [347] :

«Транспорт (июнь?).

Пайка (?) — Легенда.

Виктор (Литература. Учитель танцев, библиотека).

Стрелка вправо одежда (правильно) [пальто на сахар].

Барак № 11.

Гарбус — эстрадник (В сентябре письмо от меня).

[Кэта стрелка вправо с червями] (Немец-врач) [Вайсбург — особист протестует].

(Читал стихи о Сталине за сахар) [Перевод — Петрарки].

[Натур-филос. сонеты…].

(Пришел в барак: хотели задушить.

Вышли из барака — Илья вам поможет).

3 поэта — Андрей Белый, Пастернак и я.

Черный барак, Душная ночь, Жирные вши.

Тиф I Врач — Кузнецов.

В Новосибирске 27 октября.

Подвижен и беспокоен.

5 лет ОСО Князь Щербацкий (?).

С побоями и сразу подписал». [348]

347

Сводная запись о лагерной жизни О. М., вобравшей в себя сведения, почерпнутые главным образом от В. Л. Меркулова (Гарбуз, Кузнецов, В. Л. Соболев) и Е. М. Крепса (Вайсбург) (ср.: Нерлер, 2014. С. 451–502. В пользу того, что это именно так, говорят детали, нигде более не встречающиеся. Например, о Пастернаке как о втором поэте, о полученном О. Э. в лагере письме от Н. Я. или упоминание князя Щербацкого. Первым на ум приходит действительный князь Щербацкий — знаменитый академик-буддолог Федор Ипполитович Щербатский (1866–1942), который сам хотя и не был репрессирован, но вполне мог быть связан с антропологом и этнографом Н. М. Маториным, (1898–1936), братом Д. М. Маторина. Но, возможно, тут иная аберрация, и Н. Я. имеет в виду не князя Щербацкого, а князя Мещерского — человека, сидевшего, по словам Меркулова, с О. М. в одной камере на Лубянке.

348

РГАЛИ. Ф. 1893. Оп. 3. Д. 108. Л. 49. Публикуется впервые.