Осип Мандельштам и его солагерники
Шрифт:
Педагогами, впрочем, были и его близкие: сестра, Мария Евгеньевна, работала завучем Фряновской общеобразовательной школы, а жена, Мария Андреевна (1923–2005), учителем русского и литературы там же. Пока Хитров изучал Колыму, и его братья, и его будущая жена воевали: жена — в составе 38-й армии 1-го Украинского, позже 4-го Украинского фронтов она сражалась на Украине, на Курской дуге, освобождала Польшу и Чехословакию. У них родились двое детей: сын Александр и дочь Наталья. Сам К. Е. Хитров умер 12 июня 1983 года.
Человек он был твердый — в самых разных отношениях: волевой, резкий в оценках (настаивал на них), резкий в движениях, но в то же время парадоксально мягкий — доброжелательный и интеллигентный — в живом общении. Дочь усматривала в его характере черты борца и революционера: был очень самостоятельным, его не смущала ситуация, когда все смотрят в одну сторону, а он в другую.
Старожилы-учителя, вспоминая Хитрова, отмечали и его скрытность: интересный собеседник и интеллигентный человек, о себе он говорил редко, не любил фотографироваться и даже на общих школьных фотографиях отворачивался. Однажды с глазу на глаз учительница химии спросила его: «За что посадили?» — Он рассказал: «За вопрос, заданный на лекции по истории в институте: „Чем по отношению к СССР сейчас является Монголия?“». Увезли его в эту же ночь в 4 часа утра. На допросах не признавал вины и все не мог понять, за что, почему его арестовали, что такого особенного он спросил? А на суде он даже запустил чернильницей
Было ему тогда всего 24 года. А отсидел он (считая и жизнь в статусе номинально вольного человека) более 15 лет. Рассказывал, что в ссылке дружил с Туполевым (поддерживал с ним связь и после освобождения) и… очень сдружился с одним поэтом!
А с кем именно — не говорил!
Так что «инкогнито» тут было обоюдным и двусторонним.
Павел Смородкин и Петр Малевич
В письмах Константина Хитрова домой [390] дважды упоминается еще один эшелонный попутчик Мандельштама — художник Михаил Павлович Смородкин (3 июня 1908 — 3 сентября 1974). Константин знал его еще до ареста: Александр Хитров, старший брат, учился с ним во ВХУТЕМАСе. В 1937 году Смородкин работал вместе с Петром Малевичем художниками в издательстве «Сельхозгиз».
390
Сохранились у дочери.
О том, в чем они оба «проштрафились», в декабре 1937 года зам. наркома внутренних дел СССР тов. Бельский писал лично товарищу Сталину:
«Произведенным расследованием о выпуске трестом школьных и письменных принадлежностей Наркомместпрома РСФСР ученических тетрадей с обложками, в которых имеются контр-революционные искажения, установлено:
1. Художники СМОРОДКИН и МАЛЕВИЧ, выполняя штриховые рисунки с репродукций картин художников ВАСНЕЦОВА, КРАМСКОГО, РЕПИНА и АЙВАЗОВСКОГО, умышленно внесли в эти рисунки изменения, что привело к контр-революционному искажению рисунков, а именно:
а) в рисунке с картины ВАСНЕЦОВА „Песнь о вещем Олеге“ СМОРОДКИН нанес изменения рисунка колец на ножке меча и рисунка ремешков обуви Олега. В результате получился контр-революционный лозунг — „Долой ВКП“;
б) при изготовлении штрихового рисунка с картины РЕПИНА и АЙВАЗОВСКОГО „Пушкин у моря“ на лице ПУШКИНА СМОРОДКИНЫМ нарисована свастика;
в) штриховой рисунок с картины художника КРАМСКОГО „У лукоморья дуб зеленый“ делал художник МАЛЕВИЧ, который у воинов, лежащих на земле, нарисовал красноармейские шлемы и произвольно изобразил вместо четырех воинов — 6;
г) свастика на безымянном пальце ПУШКИНА, в рисунке с картины художника ТРОПИНИНА Портрет ПУШКИНА нанесена уже при печатании в типолитографии „Рабочая Пенза“ на готовое клише;
2. Не смотря на явное контр-революционное искажение в рисунках, они все же были одобрены к печати ВОЛИНЫМ и были завизированы уполномоченным Главлита БУДАНОВЫМ.
3. Клише изготовлялись в цинкографии „Правда“ и разосланы 12-ти типографиям Наркомместпрома и 4-м бумажным фабрикам Наркомлеса.
4. Печатание обложек с этими клише производили с февраля по сентябрь 1937 года. Общий тираж выпуска составляет около 200 миллионов тетрадей (в этот тираж входит вся серия тетрадей, выпущенных к пушкинскому юбилею).
Наши мероприятия:
1. Из всех типографий, печатавших тетрадные обложки с контр-революционными искажениями, изымается клише.
2. Арестовываем основного виновника контрреволюционных искажений СМОРОДКИНА Михаила Павловича, 1908 г. рождения, беспартийного.
3. Пензенский Горотдел проводит расследование по типо-литографии „Рабочая Пенза“.
В силу того, что по сообщениям ряда УНКВД имеются в продаже такие тетради (в миллионах экземпляров) просим разрешить вопрос о дальнейшей продаже тетрадей, имеющих обложки с контр-революционными искажениями» [391] .
391
Со ссылкой на: ЦА ФСБ. Ф. 3. Оп. 4. Д. 79. Л. 380–382. Опубликовано в:Узнав об этой истории, внук П. Малевича написал в электронном письме:
«…Я знаком с технологией, которой пользовались художники-графики в издательствах в то время. Пока дед был жив, он мне показывал и рассказывал, как делаются книги. В том числе и рисунки в них. Вкратце опишу старинный, трудоёмкий способ получения графического изображения для последующей печати рисунка в книге. Берётся фотография, которую необходимо превратить в графический рисунок. Художник тончайшим пером под лупой несмываемой тушью обрисовывает контуры изображённых людей и предметов. Далее он формирует тени и полутени на изображении с помощью более или менее частого заштриховывания. Это графическая сеточка. Сейчас такое можно увидеть, например, на деньгах. На долларах, при проведении ногтем по воротнику Президента США, эту графическую сеточку можно даже почувствовать. „Лишние“ детали при таком способе исполнения рисунка не возникают практически никогда. Но если и возникают, то не специально с вражескими целями, а только для того, чтобы графический рисунок в каком-то незаштрихованном месте не потерял выразительность, не появилась бы „белая пустота“. После завершения рисунка, эту „модифицированную“ фотографию помещают в раствор отбеливателя — красной кровяной соли. Металлическое серебро фотографии, которое формировало чёрно-белое фотоизображение, смывается. Затем фотографию промывают и „осветляют“ в растворе сульфита натрия безводного, так как после красной кровяной соли фотобумага перестаёт быть белой. В итоге мы получаем графический рисунок пером на белой бумаге, пригодный для дальнейшего использования в технологическом процессе издательства. Арестовать и осудить художников за графическую сеточку — это за гранью моего понимания».
Так или иначе, Смородкин был арестован в 1938 году и попал в один эшелон с Хитровым и Мандельштамом. Хитров искал его на Колыме, но не нашел, а осенью 1941 года из дому ему написали, что Смородкин жив и находится в лагерях на Алтае (по всей вероятности, его комиссовали еще во Владивостоке, где Смородкин схлопотал воспаление легких и лишился части левой, отмороженной, ступни, и направили, как и Моисеенко, в Мариинск) [392] . Всю последующую жизнь он сильно хромал, ходил всегда с палкой.
392
См.: Выставки советского изобразительного искусства. Т. 3. 1941–1947 гг. М.: Сов. Художник, 1973.
В феврале 1945 года участвовал в 6-й краевой выставке в Барнауле, посвященной 27-й годовщине Красной Армии. В 1946 году в ссылке в Бийске, художник местного драматического театра. В 1955-м — главный художник Государственного Русского драматического театра им. Ленинского комсомола Белоруссии, а с 1957 года — главный художник Калининградского областного драматического театра.
Умер М. П. Смородкин в 1974 году, похоронен на Калининградском городском кладбище [393] . В театре его еще долго вспоминали, а в 1998 году — к 90-летию со дня рождения — провели вечер его памяти.
393
На похороны ездил Шура Хитров.
По характеру
Отношения с бывшей женой и дочерью Светланой (р. 1933) сохранялись, но поддерживались на минималистском уровне — ни переписки, ни непременных встреч при редких наездах в Москву. Особенно страдала от этого дочь, признававшаяся, что всю жизнь чувствовала себя очень обделенной.
394
Счастья ей это не принесло, с новым мужем они вскоре разошлись.
Что касается Петра Малевича (2 сентября 1904 — 9 января 1969), то его арестовали 17 февраля 1938 года за «контрреволюционную работу и подозрения в шпионской деятельности». Постановлением ОСО при НКВД от 2 июня 1938 года «за контрреволюционную агитацию» был приговорен к пяти годам ИТЛ. Заключение отбывал в Каргопольском ИТЛ в Архангельской области. 11 февраля 1940 года его дело было пересмотрено и прекращено, а сам Малевич освобожден [395] .
После освобождения Смородкина и Малевича виделись они и Александр Хитров довольно редко, поскольку Смородкин не вернулся ни в Москву, ни в Подмосковье. Но однажды, сговорившись, они втроем целое лето расписывали церковь в Касимове на Оке. К радости всех троих, но в особенности Малевича — заядлого рыбака…
395
Сообщено С. Ларьковым на основании архивной справки ГАРФ от 4 мая 2010 г. (Ф. Р-10035. Дело № П-47226).
Письма с Колымы
29-го Апреля с/г у меня кончился срок договора с организацией, в которой я работал в течение пяти лет и теперь я имел бы возможность держать постоянную связь с интересующими меня лицами, но посланные в начале мая и июня четыре телеграммы на разные адреса моих родственников остались на сегодня без ответа.
Последние письма я получил от сестры Марии и Ольги Александровны, писанные ими в августе 41 года. В них сообщали мне, что все три моих брата находились в действующей армии: Александр на южном фронте, Боря и Юрий на западном, что Мария живет и работает около Москвы, Ольга Александровна и Антонина Васильевна эвакуированы в Куйбышевскую область. О маме ни та, ни другая не обмолвились ни словом. Где она, что с ней — меня это беспокоит и мысли, «не умышленно ли о ней умолчали?», не покидают.
Война, начавшаяся два года назад, еще в то время разбросала в разные стороны всех моих родных и что было с ними тогда, все ли живы и здоровы были? Но с тех пор прошло уже два года. Что за это время могло случиться, страшно подумать. Моя неосведомленность о судьбах близких мне рождает мучительные предположения, не дающие душевного покою.
Перебирая в своей памяти всех своих, к которым я мог бы обратиться с просьбой о помощи мне в установлении адресов моих родных, я решил написать Вам, надеясь, что Вы не оставите мою просьбу без внимания, наведете где нужно справки и сообщите мне.
Я работаю старшим бухгалтером центральных механических мастерских Чай-Урьинского горнопромышленного управления. Считаю это временным, как и дальнейшее пребывание на Колыме, хотя возможности выезда в свои края пока нет. Все зависит от военной ситуации. Буду верить в хорошее окончание войны и скорую встречу со всеми родными и знакомыми.
Варвара Николаевна, еще раз прошу оказать мне содействие с адресами, сообщить мне хорошее и плохое, действительность как она есть, не умалчивая ни о чем, что Вам известно.
Мой адрес; Поселок Нексикан Хабаровского края ЦРММ ЧУГПУ Хитрову К. Е.
396
Конверт не сохранился. Имеется штамп штампа: «Просмотрено военной цензурой. Магадан».
Вчера для меня был несказанно счастливый день. Я получил одновременно Ваше письмо и Шурину открытку.
Более пяти лет я имел от вас отрывочные и случайные сообщения о себе и ровно два года абсолютно никаких известий. Последний раз я читал Марусино и Ольги Александровны августовские письма 41 года, сообщавшие мне, что все братья на фронте, Маруся в Щелковском районе, Оля и Тоня эвакуированы и не слова о маме. Это было осенью 1941 года. А наступившая мрачная действительность не предвещала, кажется, ничего хорошего. Оставшиеся без ответа несколько моих к вам телеграмм постепенно настроили меня на грустные мысли и воображение мое рисовало страшную картинку. Что могло случится за эти два года с вами? Останется ли кто жив из близких мне? Подобные мысли не покидали и сверлили меня. Я уже как бы смирился с самыми худшими думами о вашей судьбе. А как же иначе? Что бы вы подумали о судьбе Бориса, не получив от него вести с января месяца по сей июль, зная, что он оборонял Сталинград? А я от вас все-таки тысяч тринадцать километров. Справки наводить трудно, да мое тогдашнее положение!
К моему счастью действительность жизни оказалась умней моей логики. Как сложится все дальше, трудно сказать. Буду надеяться на хороший исход войны; это вселяет в меня известную бодрость. Вы же себя берегите, меньше подвергайтесь опасностям.
Если бы вы знали, как мне хочется увидеть вас всех, расспросить о многом и самому кое-что рассказать.
Ведь я ждал 43 год как год встречи с вами, а будет ли он таким? Полагаю, нет.
Вот уже три месяца как я живу несколько по-иному предшествующего. Работаю в центральных ремонтных механических мастерских Чай-Урьинского горнопромышленного управления ГУСДС на должности заместителя главного бухгалтера, считаю эту работу временной как и свое пребывание на дальнем севере.
С 1-го августа буду проходить военную подготовку. За все это время, конечно, я отстал от многого. Что знал, забыл, нового не изучал.
Здоровье мое, конечно, не то, что было раньше, но и уж не такое, чтобы жаловаться на него. Во всяком случае, я уже чувствую, что у меня есть сердце, легкие, а раньше я их как-то не замечал.
Михаила Смородкина потерял в 1939 году.
Жизнь у меня скучная и неинтересная. Мог бы рассказать многое, но именно рассказать, а не описать. Отложу все до встречи с вами.
Почему вы не пишете подробностей обо всем? Куда ранили Бориса? В каком чине Шура? Пришлите фотокарточки кого можно [скорей].
397
Конверт: «Фряново Щелковского района Московской области. Хитровой Марии Евгеньевне. // Нексикан Хабаровского края. ЦРММ. Хитров К.». На конверте штемпель: «17.9.1943» и два штампа: «Просмотрено военной цензурой. Магадан» и «[Цензор] № 345. Нексикан. Хабаровск, кр.».