Оскал Фортуны. Трилогия
Шрифт:
Помощник старшего писца поклонился.
– До нас дошли слухи, мудрейший, что у вас пропал знак второго пророка?
Жрец рассмеялся.
– Нигде не сочиняют столько сказок, сколько в Абидосе.
– Но разве на сторожа не нападали ночью? – обескуражено пробормотал Карахафр.
– Скажи ему, Гебджедеф. – обратился Сетиер к широкоплечему мужчине, внимательно следившему за их беседой.
– Никто ни на кого не нападал! – пряча глаза, пробормотал он. – Мосануб просто поскользнулся и ударился головой.
– Значит, посох второго пророка никуда не пропадал? –
– Мы его сожгли, – тяжело вздохнул жрец. – Колдун осквернил священный знак. Скоро нам изготовят новый.
– Выходит, все это слухи?
– Да, – подтвердил Сетиер. – Наши люди могут из мухи сделать бегемота.
Старший сторож както постарушечьи засмеялся, втягивая голову в плечи.
Помощник старшего писаря извинился за беспокойство и покинул храмовый двор. Но направился не домой, а прямо в усадьбу главного инспектора.
Раату очень не любил, когда его беспокоили дома. Только потому, что Карахафр сделал ему очень щедрый подарок, он согласился его выслушать. Рассказ получился короткий, но занимательный.
Судья людей долго смотрел на трепещущее пламя светильника, вокруг которого вились ночные мотыльки. На бесстрастном лице вельможи не дрогнул ни один мускул, но глаза застыли, выдавая напряженную работу мысли.
– Както непонятно все, – рискнул нарушить его молчание помощник старшего писца.
– Надо разобраться с этим не келлуанским ограблением, – тихо, словно чегото опасаясь, проговорил Раату. – И с прочими странностями.
Глава VII. Чего не чаяли увидеть
– Ну, когда же до них, наконец, дойдёт, – тут дядя Вернон стукнул по столу громадным сизым кулаком, – что таких мерзавцев надо вешать и только вешать!
Джоан Кэтлин Роулинг
Гарри Поттер и узник Азкабана
Треплос не знал, где он находится, и сколько времени прошло с того дня, когда двое мождеев связали его и бросили в каморку с толстой дверью. Он провозился весь день в тщетных попытках ослабить путы, но только набил себе синяки. Юноша слышал доносившийся со двора шум. Однажды чьито шаги раздались прямо за дверью. Поэт заорал, но плотный кляп надежно глушил все крики.
Он задыхался, пыль забила ноздри, ноги и руки затекли и болели так, словно их резали ножом. Но потом боль прошла, и Треплос совсем перестал их чувствовать. В голове звенело, ломило виски и спину. Пару раз молодой человек забывался в какомто кошмарном полусне, видя перед собой родную Милету, стол в дядином саду, уставленный яствами и винами, друзей, поднимавших заздравные чаши и упражнявшихся в остроумии.
Поздно ночью явились все те же два стражника. Они завернули его в циновку, вынесли наружу и перебросили через спину осла.
– Попробуешь рыпаться, зарежем, – спокойно и както буднично предупредил один из них.
Поэта отвезли к реке и бросили в лодку. Умиравший от жажды юноша сходил с ума от близости недоступной воды. Он попробовал перевернуться на бок, но тут же
– Не возись, – странно тонким голосом предупредил его один из перевозчиков.
Треплос смотрел сквозь щели в циновке на глубокое, усеянное звездами небо и плакал. Слезы струились по лицу, оставляя мокрые дорожки на грязной коже.
"Они везут меня прямо в царство Адиса, – думал он, давясь слюной. – Мрачный Тарар станет мне домом до скончания веков".
Путешествие закончилось так неожиданно, что юноша не сразу понял. Его грубо выбросили из лодки прямо в воду, и Треплос завыл от бессильной ярости. Плотный кляп мешал ему напиться!
Перерезали веревки на ногах. Перевозчики попытались поставить его прямо. Поэт вновь упал и завозился, стараясь хотя бы охладить водой разгоряченное лицо. Она наконецто пропитала плотно скомканную тряпку, и Треплос ощутил, как кожа во рту пропитывается влагой.
Блаженство прервал сильный удар по спине. "Кажется, чтото подобное со мной уже было", – подумал он, корчась от боли. Его вновь поставили на ноги.
– Еще раз упадешь, – пропищал невысокий человечек. – Пойдешь на корм крокодилам.
Сопровождающие Треплоса хорошо знали дорогу, а он то и дело падал, спотыкаясь в темноте. Изза связанных рук юноша разбил себе лицо и больно оцарапал плечо о камни. Они долго шли мимо длинных оград и странных приземистых сооружений, похожих на амбары. За все это время его конвоиры почти не говорили, тихо обмениваясь короткими фразами. Шагавший впереди мужчина внезапно остановился, так что поэт чуть не налетел на него. Постояв немного, конвоир решительно пошел в сторону, а Треплоса больно толкнули в спину.
– Шагай, – басом пророкотал второй келлуанин.
Не успели они пройти и полусотни шагов, как приказали остановиться у стены низкого здания с плоской каменной крышей. Один из конвоиров повозился у стены. Раздался негромкий скрип. Поэта втолкнули в душную темноту. Послышались звонкие удары кремня, замелькали искры, и ярко вспыхнул пучок сухого камыша. Поэт затравленно огляделся. Квадратная комната со стенами покрытыми рисунками и иероглифами. В середине стоит низкий каменный саркофаг. "Гробница", – догадался Треплос и посмотрел на своих спутников. Один среднего роста, широкоплечий, с мощными мускулами и волосатой грудью, на узких бедрах грязная набедренная повязка. Глаза почти не различимы в глубоких темных глазницах, спрятанных под низко надвинутым лбом. Второй, в коротком парике, чуть выше, но более хрупкий, с круглым лицом и пухлой грудью, в аккуратной белой юбке. "Похож на евнуха", – подумал поэт.
– Открывай, – пропищал он.
Здоровяк уперся в крышку саркофага и, пыхтя, стал сдвигать её в сторону.
Поэта словно огнем обожгло: "Меня хотят похоронить заживо!".
Он плечом сбил с ног конвоира и попытался выскочить наружу. Но ослабленные голодом и жаждой мышцы подвели лучшего атлета Милеты. Падая, келлуанин успел схватить его за ногу и задержать на пару секунд. Второй тут же пришел на помощь приятелю, и они вдвоем долго били несчастного поэта, все больше и больше зверея.