Осколки чего-то красивого
Шрифт:
А один паренек принес втихаря диктофон и записал одну мелодию. Он прибежал домой обрадованный, перекачал записанное на компьютер, убрал шумы, усилил звук и включил…
И был разочарован, как разочарован ребенок, держащий в руках мертвую зверушку…
Мелодия была мертвой, она уже не цепляла за душу, не заставляла забыть обо всем, да и вообще показалась простой и незатейливой.
Паренек слушал, попутно критически оценивая ее с высоты своего музыкального образования и находил кучу недостатков…
Потом
Наверное, дело было в Волчонке и в шелесте листьев и пении птиц в парке, и в удивительном молчании и внимании таких разных людей, и в моменте Вечности, когда мелодия рождалась и уходила в никуда…
…Все самое прекрасное в мире нельзя поймать…
(3 июля 2003 г)
238. —Полмира
Над холмами выгнула спину тройная радуга.
После дождя все было свежее — и холмы, и деревья, и даже озеро заблестело как-то по-новому.
А из-под разлапистой елки выбрались четверо мокрых ребятишек. Один, сразу видно, человек, другой — не ручаюсь, но, скорее всего, гном, а девчонки — вообще не поймешь кто. Но очень похожи на дриад.
Молчаливые, серьезные такие ребятишки. Идут напрямик через мокрые холмы, будто точно знают, куда.
Полмира за их плечами, не веришь?..
Когда они плыли на корабле, дул попутный ветер, а шторм и приблизиться не решался. Изумленный капитан не взял с них денег.
Когда они пересекали пустыню, прибившись к торговому каравану, по пути один за другим возникали оазисы, и никакие бандиты не решались напасть.
Когда они шли через лес вместе с несколькими торговцами, их не тревожили ни звери, ни нечисть, а разбойники и вовсе пригласили на огонек и накормили жареной олениной.
Сейчас, когда они идут среди перистого ковыля, по бесконечным холмам, легендам о них уже 50 лет… И они такие, как были. Молчаливые ребятишки в пути…
Первый мальчишка — человек. Люди в юности хрупкие и нескладные.
Второй — гном. Эти крепкие в том же возрасте, и уже не вырастут.
А девчонки — не поймешь кто. Но очень похожи на дриад… только дриады не покидают своих деревьев…
Они идут через чужие линии жизни и оставляют о себе добрую память. Им осталось еще полмира, прежде чем уйти по радуге в небеса.
(3 июля 2003 г)
239. 6 июля 2003 г —Мильдегард
Жила-была девушка с мужским именем — Мильдегард. Просто, когда она родилась, с небес спустился Творец — бог поэтов, сказителей и бардов — и сказал: ей суждены мужское имя, тяжелая жизнь и великая судьба.
И никто не нашел в себе сил перечить воле бога.
Она росла похожей на мальчишку. Дралась и получала синяки; училась фехтовать и стрелять из лука; но все это было бы незаметным или просто чуть удивительным, если бы не великий свет, в котором сияло все, что отличало ее от остальных — дар Творца…
Воины шутили: "Мильде ранит рукой, мечом и стрелой, но больше всего — словом"…
Мильдегард писала стихи, в которых пульсировала боль…
И тому, что хоть раз говорил с ней, уже хотелось остаться с ней навсегда. Ее любили. Но так любят Наставника, старого мудреца, который творит чудеса из ничего и все время говорит загадочные и непонятные вещи. И так дорожат братом по оружию и родней по духу…
Она была чужой. Словно бы прилетела с одной из тринадцати Лун, а вовсе не родилась на Земле…
И она чувствовала это. Чувствовала холод, будто, стоя за хрустальной преградой, смотрит на остальной мир, на тех, кто любим и любит ПО-НАСТОЯЩЕМУ — не обожествляя, не склоняясь перед мистическим даром Творца…
А когда Мильдегард полюбила тихого Мастера Времени (красивые слова — а ведь это просто часовщик), то любовь принесла ей не счастье, а боль… Потому что отмеченные Творцом обречены на непонимание и одиночество — потому что, говорят, самое прекрасное в мире творили люди, которым было больно…
Прошло несколько лет. Мильде писала стихи и слагала песни, которые и до сих пор остались в книгах и живой человеческой памяти и не потеряли своей силы…
Но росли ее боль, отчаянье и одиночество. И однажды, стоя посреди поля Шепчущего Ковыля, сказала: "Я отдам свой дар за его любовь"…
Глупость. Нонсенс. Как поменять красное на круглое…
Но прошел еще год. Стихи становились все слабее. Они пытались выжить, пытались сопротивляться, и некоторые вспыхивали ярко и сильно. Мильде-творец боролась, как настоящий воин, — до последнего вздоха, до последней капли крови… до опрокинутого неба над головой…
А Мастер Времени становился больше чем другом. Не-творец, он раньше боялся обжечься об яркий и жестоко горячий свет дара Мильде… За творцом и воином он не видел человека, просто любящее сердце, просто нежную душу…
Однажды стихов не стало. Но не произошло того, чего боялась Мильде — мир не отвернулся от нее, и друзья остались друзьями… А сама она успокоилась, как человек, который любим и любит…
И в этом была ее великая миссия. В том, чтобы быть воином, который всю жизнь сражается за свое счастье… и чтобы быть творцом, который гасит свой свет в самом его разгаре, пока он еще чист… творцом, который не знает жадности…
Когда-то сам Творец, будучи еще Поэтом, человеком за хрустальной стеной, погасил свой огонь, погасил одним махом, чтобы его силы хватило соединить расколотое небо…