Осколки
Шрифт:
Однако мы с Джимом все же договорились между собой и ударили по рукам. Он будет возить меня, когда понадобится мне, в качестве телохранителя, радио будет молчать, а я за это стану платить ему вдвое больше обычного.
Так что, невзирая на небольшую заминку, Джим благополучно доставил нас с Томом и собак в Тонтон и остановился у вокзала прямо под знаком «Стоянка запрещена». И только тогда я вспомнил, что по рабочим дням расписание поездов другое, что поезд, на котором я должен был приехать, уже пришел и ушел, и Виктор остался с носом.
На платформе его не было.
Сообщив
Увидев меня, парень поднялся. Он выглядел подавленным, и даже мое появление его не обрадовало. Во время поездки я занимался тем, что мысленно вводил Виктора во все события, в которых мог принимать участие Номер Четвертый. Однако я обнаружил, что мне далеко до профессора Лоусон-Янга: этот икс никак не сходился с Виктором.
– Я опоздал потому, что приехал не поездом, – коротко объяснил я. – Что случилось?
– Я хотел… – Голос у него тоже был подавленный. Он запнулся и начал снова: – Тетушка Роза перебралась к нам совсем. Я ее ненавижу. Я ее просто не выношу. А мама требует, чтобы я делал все, как велит тетя Роза, а иначе она со мной не разговаривает, потому что боится тетю Розу. И папа, когда его выпустят, не станет у нас жить, пока она там живет. Я точно знаю, что не станет. Куда же мне деваться? И поговорить мне не с кем, кроме вас. Смешно, да? После того как вас избили…
– А с дедушкой говорить не пробовал?
– Он тетю Розу боится до усрачки, – безнадежно ответил Виктор. – Еще хуже, чем мама.
– В прошлое воскресенье… – начал я. Он перебил:
– Простите, пожалуйста. Мне правда очень жалко, что вас так избили. Я думал, вы сегодня не приедете… Я думал, что вы не приехали.
– Ладно, – сказал я, – забудь про прошлое воскресенье. Давай лучше поговорим об Адаме Форсе.
– Он крутой, – сказал Виктор, но без особого энтузиазма. Потом, нахмурившись, добавил: – Это все говорят. Он несколько раз пользовался моим компьютером. Вот откуда у меня его письмо. Он думал, что уничтожил файл, а я его потом восстановил.
Это многое объясняло.
– А давно ли он знает твою тетю Розу? – спросил я и на этот раз получил ответ:
– Почти с тех же самых пор, как и маму. Уже несколько месяцев. Мама ездила на автобусную экскурсию к нему в клинику, и он на нее запал. Он мне нравился – я думал, что он действительно классный мужик. Он приезжал к маме, когда папа был на работе. А тетя Роза, когда узнала, пошла в гостиницу, где работал папа, и сказала, что если он неожиданно явится домой, то застукает их в собственной кровати. Папа пришел домой, а доктор Форс к тому времени уже ушел, но папа все равно маму отколотил, сломал ей нос, шесть ребер и еще чего-то, а тетя Роза пошла в участок и заявила на папу. И его засадили на год. А потом, в прошлое воскресенье, – Виктор сделался совсем уже несчастным, – тетя Роза отбила Адама Форса у мамы – она, наверно, с самого начала собиралась это сделать, – и теперь он делает все, как она скажет, и, хоть это и странно, но, по-моему, она его бьет, и довольно
Он был сильно озадачен этим. Я подумал, что Виктору не помешало бы поговорить с Уортингтоном. Отечески заботливый, выдержанный, знающий жизнь, Уортингтон сумеет объяснить парню, что к чему. Нет, Виктор просто не мог быть этим Четвертым. Виктор никак не смог бы сперва избить меня, а потом попросить о помощи.
Не Виктор. Но как насчет Джины?
Достаточно ли она сильна? Этого я не знал – и решил, хотя и неохотно, что придется проверить. Я обошел почти все тупики и так и не нашел человека, который подходил бы на роль икс-фактора. Но ведь был же этот Четвертый! Кто-то меня держал. Кто-то меня бил. Кто-то смотрел на меня из-под маски. Не мог же я все это выдумать?
Если верить профессору, я просто до сих пор не задал нужного вопроса. Но, если я его задам, как узнать, правду ли мне ответят? И что это за вопрос? И кому следует его задать?
Я вздохнул про себя, увел Виктора со станции и, к его нескрываемой радости, воссоединил с Томом и тремя его черными спутниками из семейства собачьих. Виктор признался Тому, что воскресенье, проведенное на пустоши, было одним из счастливейших дней в его жизни. Ну, разумеется, до тех пор, пока тетя Роза все не испортила.
Он принялся играть с собаками, которые явно к нему благоволили. И разговаривать он тоже предпочел с ними. Черные уши услышали тоскливое:
– Наверно, в наше время тоже можно сбежать в море и пойти в матросы…
Через некоторое время я сказал Тому:
– Я схожу к Виктору и, если его мать дома, попрошу отпустить мальчика к нам на выходные.
– Лучше я сам! – возразил Том.
– Пошли вместе, – предложил я. Невзирая на страхи Виктора, мы оставили его с Джимом, взяли с собой собак и вскоре уже стучались в наскоро отремонтированную дверь дома номер 19 по Лорна-террас.
Джина Верити открыла на стук – и не успела захлопнуть дверь: тяжелый башмак Тома оказался проворнее.
За пять дней, прошедших со злополучного воскресенья, Джина растеряла и приятную внешность, и спокойствие, и уверенность. Она уставилась на мой рассеченный и заживающий подбородок с таким видом, словно это была последняя соломинка. Наконец беспомощно промямлила:
– Ну что ж, заходите…
И, ссутулившись, провела меня уже знакомым коридором на кухню. Мы уселись за стол, как и в прошлый раз.
Том с собаками остался караулить снаружи: Джина не знала, когда могут вернуться ее сестра или Адам Форс.
– Я хотел бы пригласить Виктора погостить у меня на выходные, – сказал я.
Джина курила сигарету за сигаретой, как всегда.
– Ладно, – вяло согласилась она. – Заберите его из школы. – Она немного подумала. – Только смотрите, чтобы Роза не узнала. Она его не отпустит.
Пальцы на ее левой руке порыжели от табака. На правой пальцы были белые. Я взял ее за правую руку, потом за левую, подержал и отпустил. Мышцы были вялые, какие-то безжизненные. Джиной владела такая апатия, что она даже не возмутилась – только оглядела свои руки и спросила: