Осколки

Токтаев Евгений Игоревич

Кто знает, до какой крайности он бы докатился, если бы не случайно подслушанный на рынке разговор о краже. Антенор всегда отличался наблюдательностью, да и нить его судьбы в тот момент свилась исключительно удачно — вора он вычислил очень быстро, чем обратил на себя внимание архифилакита. Павсания особенно впечатлило то, что в Библе Антенор обретался лишь несколько дней и, тем не менее, моментально сориентировался в незнакомом городе среди незнакомых людей. Так Антенор и сделался отакоустом, «ушами» архифилакита. В сей роли он себя чувствовал неуютно, но тешился надеждой, что дела рано или

поздно пойдут на лад.

Однако что-то не пошли. Вскоре после Посейдоновых Игр, на которых победу одержала колесница, снаряжённая царём Адар-Мелеком, по Библу пронёсся слух, будто лошадей украли. Виновного назвали быстро — им оказался скорбный умом конюх царских конюшен. Под пыткой он оговорил себя. Лошадей не нашли. Косноязычный конюх, которого лошади понимали куда лучше, чем люди, заявил, будто продал красавцев какому-то киликийцу, который уже отчалил.

Антенора к следствию никто не допускал (ещё бы тут всякий голозадый свой нос везде совал), но обстоятельства дела выплеснулись наружу и растеклись по языкам. Македонянин усмотрел кучу противоречий и начал копать сам, без разрешения Павсания, не имея никаких полномочий для дознания. Просто походил по городу и кое-кого поспрашивал. Когда всё взвесил, возникло у него подозрение, что к краже имеет отношение Эшмуназар, один из знатнейших и богатейших людей Библа. Родич Энила, предыдущего царя, ныне покойного. Чем обвинять такого, лучше уж сразу самому себе могилу вырыть. Ну и вот, похоже, действительно вырыл.

Утром следующего дня, едва только «встала из мрака младая, с перстами пурпурными Эос», как говорил один слепой поэт, Антенор вылез из пифоса. Поёживаясь, побрёл в город по пустынной в сей ранний час дороге. Возле царских гробниц его окликнули.

— Господин!

— Кто меня зовёт? — огляделся Антенор.

— Господин, не ходи в город, тебя ищут.

— Кто ищет? Кто ты такой?

От серой стены отделилась тень. Македонянин прищурился, протёр сухие глаза, пытаясь разобрать черты лица. Наконец, ему это удалось. Тенью оказался провинившийся раб Гамил-Нинипа.

— Не ходи туда, господин. Тебе надо бежать.

— Это с какой стати? — удивился Антенор.

— Кто-то убил господина архифилакита. Все думают на тебя. В трупе нашли нож. Опознали, что твой.

Антенор побледнел.

«Твою же мать… А быстро тут у них…»

Он затравленно огляделся. Вокруг никого не было. Раб снова скрылся в тени.

— Стой! Погоди! Как ты меня нашёл?

— Я не могу оставаться, прости, господин.

— Почему ты предупредил меня? — спросил Антенор, ещё туго соображавший.

— Ты добрый, господин…

Мысли Антенора понеслись галопом.

«Как-то ведь нашёл. Знал, где нужно искать. Стало быть, и другие найдут. Что же делать-то? Поверить? Или пойти самому убедиться? Ага, там и скрутят. Того и ждут. Вот же сучье племя… Но каковы?! Зарезали не самого мелкого чиновника и ради чего? Ради коней эти сраных? Да не поверю ни в жисть. А вдруг бы всё вскрылось? Финикийская знать убивает людей Лагида. Да он тут камня на камне не оставит! Неужто настолько в своей безнаказанности уверены? Думают, будто Баала за бороду схватили? Что-то тут посерьёзнее творится, раз так осмелели».

Антенор развернулся и быстро

зашагал назад, к морю. На корабль он без денег сесть не мог и потому всего лишь намеревался по берегу обойти городские стены и выйти на южную дорогу. К северу от Библа Триполь, там он уже был и знал, что снова идти туда бессмысленно. Ловить нечего. На востоке Ливан. С голыми руками в горах пропадёшь. Местные имеют склонность к разбойному промыслу, но пристать к ним не получится, это не киликийцы, чужака не примут. Оставалась одна дорога — на юг, где лежали крупнейшие богатейшие города — Берит, Сидон и Тир. Как-то там его судьба сложится? А какой у него выбор?

Сборы ему не требовались, всё имущество на нём, так вперёд. Вот только на этот раз шансы сдохнуть от голода резко повысились.

Антенор залез в складку пояса и вытащил обломанную тетрадрахму, повертел в пальцах, подкинул на ладони. Задумчиво покусал губу, разглядывая гордый рогатый профиль царя Александра. Эту монетку он нашёл в личных вещах Эвмена, когда Антигон разрешил им с Иеронимом забрать их. Монетка хранилась в небольшом кожаном мешочке в шкатулке с письмами, которые Эвмен спалил накануне сражения. Монетку оставил на месте. Может, просто не заметил. Теперь уже не узнать.

На мешочке иглой была процарапана надпись — «Тот самый».

Глава 4. О том, как полезно знать ремёсла

Окрестности Сидона

Дорога лениво повторяла нехитрые изгибы береговой линии, временами скрывалась в тени рощ акаций и вновь выбиралась на простор. Хорошая дорога. Старая, как само время, за многие века утрамбованная до такой плотности, что случись на ней прорости какому-нибудь семечку, ростку пришлось бы пробиваться к солнцу, всё одно, что через камень.

Многое повидала дорога. Без счёта прошло по ней одиноких путников и торговых караванов. Помнила она немало ратей, что с давних времён хаживали по Финикии с севера на юг, с юга на север. Слышала многоязыкую речь десятков народов. В последнее время здесь всё чаще звучал эллинский говор. Неспешные беседы, за которыми коротали долгие стадии купцы и воины. Нередко — песни. Вот и сейчас сильный мужской баритон весело выводил на всю округу:

— Различно женщин нрав сложил вначале Зевс:

Одну из хрюшки он щетинистой слепил —

Всё в доме у такой валяется в грязи,

Разбросано кругом, — что где, не разберёшь.

Сама ж — немытая, в засаленном плаще,

В навозе дни сидит, нагуливая жир^[18].

Ему подпевали ещё, по меньшей мере, три глотки:

— Другую из лисы коварной создал бог —

Всё в толк берёт она, сметлива хоть куда,

Равно к добру и злу ей ведомы пути,