Основные произведения иностранной художественной литературы. Азия. Африка

Коллектив авторов

К разряду дидактических можно отнести сочинение «Писец и его непутевый сын», шумерский текст о школьнике и его учителе (XIX в. до н. э.), дающий живое представление о нравах эдуббы, и стихотворную сказку «Ниппурский бедняк» о проделках хитреца, трижды отомстившего своему могущественному обидчику. Наконец, укажем на очень интересные «Советы государю» (конец VIII в. до н. э.) В этом политическом сочинении, облеченном в форму сборника предсказаний («Если царь сделает то-то, то случится то-то»), проводится мысль о необходимости сохранить привилегии жителей священных городов Сиппара, Ниппура и Вавилона.

Древнейшие образцы месопотамской лирики (в записях XXI–XIX вв. до н. э.) — плачи о разрушении городов и храмов, гимны богам и царям, свадебные славословия. Эта поэзия теснейшим образом связана с общественным культом и обрядами. Писцы записывали старые тексты, долгое время передававшиеся изустно, и сочиняли новые. Известен поздний ассирийский «литературный каталог»,

в котором приведены начальные строки нескольких десятков любовных песен. Некоторые из них сохранились в отрывках или полностью; они весьма близки по духу, стилю и образности лирике библейской «Песни песней». Одни песни представляют собой диалоги влюбленных, в других описывается любовное томление или воспеваются прелести возлюбленной. Во II тыс. до н. э. в Вавилонии происходит подъем «личной» религии, появляется большое количество молитв, рассчитанных на индивидуальное обращение к божеству, а также покаянных псалмов. Некоторые из них написаны очень искусно и поражают глубиной религиозного чувства. От покаянных псалмов, по-видимому, идут поэмы о невинных страдальцах. В них лишь в начале добавлено несколько строк, в которых сообщается, что некоему человеку было плохо и он обратился к своему богу с жалобами и мольбой. В дальнейшем они разрастаются до нескольких сот строк, как уже упоминавшаяся выше поэма «Невинный страдалец».

В списках начала II тыс. до н. э. сохранилось десятка полтора шумерских поэм мифологического содержания: «Энлиль и Нинлиль», «Бог Энки и Нинхурсаг», «Энки и Шумер» и др., в которых рассказывается о происхождении Вселенной, сотворении человека и начале цивилизации в Шумере. Обломок клинописной таблички донес до нас отрывок шумерской версии предания о потопе. Более подробный рассказ о потопе мы находим в старовавилонской поэме об Атрахасисе.

Новую версию сотворения мира предлагает большая ученая и тяжеловесная поэма «Энума элиш» («Когда вверху»; начальные слова произведений служили названиями). В роли демиурга здесь выступает городской бог Вавилона Мардук, поразивший чудовище Тиамат и создавший из ее тела землю и небо. Современные исследователи называют «Энума элиш» культовым эпосом, так как чтение этой поэмы в храме Мардука входило в ритуал встречи Нового года.

Эпос о Гильгамеше

Однако славу и гордость древнемесопотамской литературы, как в древности, так и в наши дни, составляет другой эпос — «Эпос о Гильгамеше». С именем этого полулегендарного царя г. Урука связан цикл шумерских поэм: «Гильгамеш и Атта», «Гильгамеш и дерево хулуппу» и др. В старовавилонский период на их основе создается древнейшая аккадская версия эпоса. В середине II тыс. до н. э. ее переработал жрец-заклинатель Син-лики-уннинни. Поэма записана на 11 таблицах и содержит более 2500 стихов. Это самое пространное и совершенное произведение шумеро-аккадской словесности повествует о подвигах Гильгамеша и его друга Энкиду, о гибели последнего и отчаянных поисках Гильгамешем недостижимого бессмертия. Поэма открывается рассказом о буйствах царя Урука Гильгамеша, «на две трети бога, на одну — человека». Жители города, доведенные до отчаяния бесчинствами и притеснениями своего правителя, обращаются с жалобами на него к богам. Боги решают создать равного Гильгамешу героя — «пусть соревнуются, а Урук отдыхает». Богиня Аруру лепит из глины дикого богатыря Энкиду, который поселяется в степи. Охотник с помощью блудницы приручает Энкиду и приводит его в Урук. Герои встречаются, вступают в поединок, но не могут одолеть друг друга и становятся друзьями. Вместе они отправляются в горы и совершают свой первый подвиг — убивают хранителя кедрового леса чудовище Хумбабу.

«На красоту Гильгамеша подняла очи государыня Ииггар», однако герой отверг ее домогательства и оскорбил богиню, напомнив о печальной участи ее прежних возлюбленных. Обиженная Ииггар просит своего отца бога Ану создать свирепого быка, который разорил бы нивы урукитов и погубил Гильгамеша. Но Гильгамешу и Энкиду удается справиться и с этим страшилищем. Эго разгневало великих богов, и они насылают на Энкиду смертельную болезнь. Гильгамеш потрясен смертью друга и открывшейся ему мыслью о неизбежности собственной смерти. Он бежит в пустыню, а затем решает найти единственного человека, которому боги даровали бессмертие, и выведать его тайну. После долгого и утомительного пути он добирается до обиталища Утнапиштима (вавилонского Ноя) и узнает историю потопа и обстоятельства, при которых Утнапиштим получил бессмертие. Они более не могут повториться, и Гильгамешу, следовательно, суждено умереть. Правда, Утнапиштим дает герою «траву молодости», но на обратном пути ее похищает змея.

Тема смертности человека и поисков способов преодолеть конечность индивидуального бытия является центральной не только для этого эпоса, но и для всей шумеро-вавилонской словесности в целом.

Издания текстов

Крамер С. Н. Две элегии на табличке музея им. А. С. Пушкина. — М.: Изд-во вост, лит., 1960. — 73

с.

Лирическая поэзия Древнего Востока. — М.: Наука, 1984. — 230 с.

Литература Шумера и Вавилонии / Пер. В. Афанасьевой, И. Дьяконова // Поэзия и проза Древнего Востока. — М., 1973.— С. 127–226.

Редер Д. Г. Мифы и легенды древнего Двуречья. — М.: Наука, 1965.— 119 с.

Всходы вечности: Ассиро-вавилонская поэзия / Пер. В. К. Шилейко; Сост. Т. И. Шилейко, В.В. Иванов. — М.: Книга, 1987.— 157 с.

Я открою тебе сокровенное слово: Литература Вавилонии и Ассирии. — М., 1981.— 350 с. Ancient Near East: In 2 vol. — Princeton: Princeton univ. press, 1973–1975.

Литература о памятниках

Афанасьева В. К. Литература древнего Двуречья // История всемирной литературы. — М., 1983. — Т. 1,- С. 82–117.

Афанасьева В. К. Литература Шумера и Вавилонии // Поэзия и проза Древнего Востока. — М., 1973,- С. 115–126.

Крамер С. Н. История начинается в Шумере. — М.: Наука, 1965. — 254 с.

Эпос о Гильгамеше. — М.; Л.: Наука, 1961.— 212 с.

Gordon E.J. Sumerian Proverbs. Glimpses of everyday life in Ancient Mesopotamia. — Philadelphia: Philadelphia Press, 1959.

Lambert W. G. Babylonian Wisdom Literature. — Oxford: Claredon press, 1960, — 358 p.

Tigay J. H. The Evolution of the Gilgamesh Epic. — Philadelphia: Univ. of Pennsylvania press, 1982. — 384 p.

ЛИТЕРАТУРА ДРЕВНЕЙ МАЛОЙ АЗИИ

В самом начале XX века в центре Малой Азии (иначе Анатолии), в 150 километрах к востоку от столицы Турции Анкары, были обнаружены клинописные архивы Хеттского царства (XVII–XII вв. до н. э.), одного из крупнейших государств Древнего Востока. Раскопки на месте бывшей столицы «царства Хатти» Хатгусы продолжаются и в наши дни, археологи ежегодно находят новые таблички. Отдельные экземпляры глиняных текстов выявлены также в других пунктах Анатолии. В 70-х гг. под насыпью Машат-Хююка, вблизи современного турецкого города Зиле (вилайет Токат), на месте хеттского провинциального административного центра открыт еще один архив. Клинописные тексты на хеттском языке были расшифрованы в 1915–1917 гг. выдающимся чешским востоковедом Б. Грозным. Он установил, что этот язык принадлежит к индоевропейской семье языков. Впоследствии среди клинописных табличек из архивов Богазкёя были выявлены тексты, составленные на других индоевропейских языках Малой Азии, близкородственных хеттскому: палайском и лувийском, — а также на древних неиндоевропейских языках Анатолии: хаттском, хурритском. Таблички царских архивов Хатгусы записаны клинописью, характерные особенности которой свидетельствуют о заимствовании ее из варианта клинописной системы, использовавшейся в Северной Сирии. Вместе с письмом была усвоена вся система знаний и текстов, с нею связанных.

Корпус клинописных источников на хеттском языке насчитывает десятки тысяч табличек и включает в себя описания празднеств и жертвоприношений, гимны, молитвы, заклинания, исторические и правовые документы, тексты мифологического содержания, инвентарные списки, каталоги, словари и т. п. С точки зрения современных критериев лишь очень незначительное число сочинений может быть признано как имеющее литературное значение. Вместе с тем эта хеттская словесность имеет разные этнические истоки.

Собственно хеттское наследие словесности «царства Хатти» являют, прежде всего, такие жанры, как поучительные рассказы, гимны и молитвы, анналистика. В древнехеттской «Дворцовой хронике» — сборнике коротких назидательных рассказов — повествуется о проступках должностных лиц, сурово наказанных царем. Жанр коротких рассказов позднее широко использовался в хеттской литературе. Одним из значительных образцов хеттской философской прозы являются «Молитвы Мурсили И», в которых хеттский царь обращался к богам с просьбой изгнать чуму из «страны Хатти». «Летопись Хаттусили I» — самый древний во всей мировой литературе образец анналов (XVII в. до н. э.). Этот жанр получил дальнейшее развитие в среднехеттской «Летописи Тудхалин» и новохеттской «Летописи Мурсили II». По жанру им близка «Автобиография Хаттусили III» — одна из самых первых автобиографий в мировой литературе. Характерными особенностями этого сочинения являются живой, образный язык автора и пронизывающая весь текст идея о покровительстве Хаттусили со стороны богини Иштар. К этой группе произведений словесности могут быть отнесены и некоторые редкие образцы обрядовых поэтических текстов, в частности погребальная песня, сохранившаяся в составе исторического повествования о войне с хурритами. Метрические размеры этого стихотворения и принципы звукового подбора слов, вероятно, унаследованы из ранней общеиндоевропейской традиции, к которой могут восходить и часто используемые в поэтических и прозаических образцах хеттской литературы сочетания однокорневых слов типа «суд судить», «заклинания заклинать», «слово словить» и т. п. Общеиндоевропейские истоки можно предполагать и по отношению к основной части древнехеттского мифа «Сказание о детях царицы города Канеса», в котором повествуется о кровосмесительном браке тридцати братьев со своими тридцатью сестрами.