Основы человечности для чайников
Шрифт:
— Ксю, помоги мне.
— Не ной и сиди спокойно. Сейчас Тимур придёт и что-нибудь придумает.
— Мне страшно… Мне кажется, я умираю. Знаешь, никогда не думал, что умру в туалете на холодном кафеле.
— У тебя пледик есть, — буркнула Ксюха и укусила себя за палец. Надеялась, что хоть так сможет отвлечься от того безумного урагана, который бушевал внутри.
Зря надеялась: теперь больно было не только душе, но и пальцу. А легче не стало ни капельки.
Часы уверяли, что с момента звонка прошло всего пять минут.
—
— Это ради тебя самого.
— Тебя никогда не запирали в туалете ради тебя самой? Так себе ощущение. Хоть бы свет включила.
— Перебьёшься.
Наверное, свет бы ему не повредил и никак не помог выбраться. Свет — это же просто свет. Но Ксюха чувствовала, что если сейчас уступит в чём-то одном, пусть даже в мелочи, то дальше будет сложнее отказать.
— У меня, кажется, клаустрофобия.
— Врёшь.
— Нет, правда. Мне дышать тяжело.
— Врёшь. — Или нет. Дышал он действительно как-то неправильно, даже из коридора было слышно. Но вряд ли из-за внезапной клаустрофобии.
«Проверь, проверь, проверь…» — снова загомонили невидимые гномики.
Ксюха вцепилась зубами себе в руку и сползла на пол.
«Проверь, проверь, проверь…»
Восемь минут.
— Ксюшенька, милая, пожалуйста, открой дверь.
— Сам ты Ксюшенька! Или вообще Людочка!
Если до этого Ксюха хотя бы немного сомневалась, с настоящим ли Людвигом она общается, то теперь окончательно убедилась — за стенкой просто говорящая оболочка. Почему-то она была уверена: настоящий даже в самой критической ситуации не забыл бы, как ей не нравится «Ксюшенька». Настоящий пришёл бы в ужас от грядущего появления Тимура.
А ещё — настоящий нашёл бы способ выбраться не только из запертого туалета, но и из секретного бункера. Но соображалка полностью отключилась, осталась только конкретная цель — пойти и сдаться, — и Людвиг стремился выполнить её, как робот, упрямо и почти бездумно.
Телефон тихо звякнул.
Первым делом Ксюха проверила время (прошло десять минут), потом перевела взгляд на свежее сообщение от Инги. В нём обнаружилась фотка с милым котиком, запутавшимся в шторе и повисшим вниз головой, и подпись: «Вот так весь день себя чувствую. Пошли гулять?»
«Сегодня, наверное, не смогу», — набрала в ответ Ксюха.
И стёрла.
Глава 17. Добро пожаловать в клуб!
Спустя ещё пару минут Людвиг завязал с уговорами и переключился на дверь.
Он пытался её толкать (безуспешно), пинать (аналогично), подцепить крючок ногтем сквозь щель (с тем же успехом). Потом, видимо, устал и начал просто стучать. Не очень сильно, но методично. Бом, бом, бом.
Иногда размеренный стук прерывался рыком (не разобрать даже, волчьим или человечьим), и тогда Ксюхе очень хотелось заткнуть уши — слишком уж много в этом рыке было отчаяния и безысходности.
—
— Нет у тебя зажигалки, ты даже прикуривал от камина.
— Есть, я её здесь нашёл.
— Да кто вообще хранит зажигалку в туалете?
На самом деле много кто.
Например, курящие. Это, конечно, не про Тимура, но вдруг Диана любила по утрам выкурить сигарету, сидя на унитазе и думая о смысле жизни? Или кто-нибудь заходил в гости и оставил?
Или к зажигалке прилагалась свечка на случай, если в самый неподходящий момент перегорит лампочка или вырубится электричество.
У Ксюхи дома, кстати, коробок спичек в ванной лежал. Долго лежал, пока фонарик не купили.
— Ладно, допустим. И что ты там спалишь, рулон туалетной бумаги? Сантехника не горит, кафель тоже.
— Тут есть плед. И ещё пластик, он будет дымить и вонять, я задохнусь и умру. А освежитель воздуха вообще может взорваться.
С той стороны двери что-то тихонько звякнуло. Колёсико зажигалки? Крышка освежителя? Шпингалет? Да разве на слух определишь, когда в ушах гудит от напряжения?
— Я не поняла: ты выйти хочешь или умереть? — Ксюха очень старалась не поддаваться панике. Не будет же Людвиг в самом деле устраивать пожар!
Не будет же, да?!
— Я хочу, чтобы ты открыла дверь. Желательно — добровольно. Либо я её подожгу.
— И тогда я с воплем «Помогите, пожар!» — выбегу из квартиры. И как хочешь — так и выбирайся.
— И выберусь. Дверь прогорит — и я её вышибу.
— Каши мало ел.
— Устрою потоп и залью соседей. Они прибегут разбираться.
— Сейчас середина рабочего дня. Нескоро прибегут.
Кажется, зажигалки у Людвига всё-таки не было. Или инстинкт самосохранения хоть немного, но сдерживал чужую волю. В конце концов, если ему велели вернуться, а он сгорит или сломает ногу, то приказ останется невыполненным.
Ксюха утешала себя этим ещё несколько мучительно долгих минут. Людвиг молчал — видимо, придумывал новые аргументы. Или боролся сам с собой. Или спал.
Не умер же он там, в самом деле!
А потом в дверь словно тараном изнутри ударило. Крючок зазвенел. Гвоздь, за который он цеплялся, выдернулся из дверного косяка почти на треть.
Да что там гвоздь — сама дверь, кажется, треснула по всей длине, а подпирающий её стул подпрыгнул и хрустнул.
Ксюха отскочила подальше, в сторону комнаты, и настороженно замерла. На такое она не рассчитывала. Вообще не думала, что Людвиг решит прорываться с боем. Еле стоит же!
Интересно, чем он так по двери врезал: всем собой или совершенно случайно нашёл в углу огромную кувалду?
Из туалета раздался разгневанный рык и дверь снова содрогнулась.
Возможно, у Людвига была не только волчья ипостась, но и какая-нибудь носорожья.