Особенности национального пиара. PRавдивая история Руси от Рюрика до Петра

Мединский Владимир Ростиславович

Суриков В. И. (1848-1916). Покорение Сибири Ермаком (фрагмент)

Харизма для царизма.

В голове Ивана Грозного

Иван легко проливал кровь. Он велел изрубить присланного ему из Персии слона, не хотевшего стать перед ним на колена, рассказывает Василий Ключевский. Но делал все это царь не просто так, а с глубоким смыслом.

Царь работал на свою харизму [107] .

107

«В

новейшей литературе, посвященной семиотическим аспектам сакрализации монарха в России, содержится утверждение, согласно которому Московская Русь вырабатывает особую теорию царской харизмы как личного дара, — пишет профессор Андрей Каравашкин. А если вы чего-то не поняли в словах профессора, просто читайте дальше. — Речь идет об абсолютизации роли отдельного монарха, служащего живым воплощением богоизбранности. Логическим развитием этой концепции становится деспотическая модель царской харизматичности. Ее якобы предложил в XVI веке Иван Грозный».

Нам слово это памятно по тем временам, когда на Руси завелись такие специальные люди, которые стали называть себя политтехнологами. А произошло это в начале 90-х годов XX века. Политтехнологами тогда вдруг сделались вчерашние комсомольские работники, партийные журналисты (а непартийных и не было) и институтские преподаватели марксизма-ленинизма, а также менее одиозных «измов». То есть те, кто хоть что-то понимал в том, как строятся процессы общественных коммуникаций. Не будем смеяться. Люди честно — или не совсем — пытались заработать денег, попутно осваивая формально новую для нас область деятельности.

Мало кто из них, из той первой волны, остался в этом бизнесе. Но все наиболее значимые фигуры, управляющие сегодня политтехнологиями в России, родом оттуда, из того времени и той среды. Только Глеб Павловский из диссидентов.

Ну так вот, незнакомое слово «харизма» в какой-то момент стало вдруг невероятно популярным. Как-то сразу все догадались, что любая мало-мальски значимая общественная фигура должна ей обладать. «Создать харизму» или «поправить харизму» предлагалось начальству любого уровня. Начиная с руководства жилищно-эксплуатационных контор. И чуть ли не в газетных объявлениях.

Сейчас это слово вышло из общественного оборота, и редко-редко мелькнет в приложении к первым лицам государства.

Возвращаясь в середину XVI века, нам не избежать объяснений. Что же такое харизма для царизма? Само слово происходит от греческого «подарок». Еще переводят как «божественный дар, благодать, милость». «Азбука социального психолога-практика» дает такое определение: признание за личностью набора таких свойств, черт и качеств, которые обеспечивают преклонение перед ней ее последователей.

У энциклопедии «Религия» несколько иная трактовка. Харизма — наделенность какого-либо лица свойствами исключительности, сверхъестественности, непогрешимости или святости. Качество традиционно считается даруемым природой либо мистическими силами... Да, сильно преувеличивал вчерашний доцент с кафедры общественно-политических наук свои возможности, впаривая за небольшие, в сущности, деньги эту самую харизму вчерашнему партийному работнику, решившему стать политиком.

Как волшебник Изумрудного города — храбрость в бутылочке и ум в подушечке с иголками.

Знал ли Грозный слово «харизма», нам доподлинно не известно, но о ней, родимой, неизменно заботился. В голове у него сложилась сложная система.

Во-первых, это была мистическая убежденность в собственной богоизбранности. «Не человечьим хотением, но Божиим соизволением царь есмь!» — совершенно справедливо констатирует герой Юрия Яковлева в «Иване Васильевиче меняет профессию».

Во-вторых, несомненно, присутствовала личная склонность к насилию. «Ловят? Как поймают, Якина — на кол посадить. Это первое дело...» Иван Грозный Шурику: «Ты такую машину сделал?» Шурик «Угу». Иван Грозный: «У меня вот тоже один такой был. Крылья сделал». Шурик (заинтересовано): «Ну, ну, ну, ну?» — Иван Грозный: «Что ну, ну? Я его на бочку с порохом посадил. Пущай полетает».

В-третьих, в голове Ивана Грозного постоянно роились планы практических действий для поддержания своей харизмы. Божественного дара непогрешимости и святости! «Господи, боже мой! Что же это, я тут, а там у меня шведы Кемь взяли! Боярин, боярин! Отправляй меня назад! Беги покупай эти транзисторы!»

Можно было долго и нудно — и с непредсказуемым результатом — уговаривать окружавших его бояр, можно было строить интриги и создавать систему сдержек и противовесов. А можно было всех разом размести. Мол, харизма у меня такая. Что хочу, то и ворочу.

И ведь не на пустом месте Иван все это продумал! На Руси помазанником Божиим был представитель исключительного рода, само происхождение которого связано с тайными судьбами всего мира. Рюриковичи воспринимались русскими как последняя и единственно законная монархическая династия. Ее родоначальник Август, жил во времена боговоплощения и правил в ту эпоху, когда «Господь в римскую власть написася». То есть был внесен в перепись населения как римский подданный — разъясняют нам историки эти слова, повторяющиеся в древнерусских источниках. Можно еще заглянуть в евангелие от

Луки. «В те дни вышло от кесаря Августа повеление сделать перепись по всей земле», — говорит евангелист, описывая момент появления Христа на свет (Лук. 2:1).

Но это так, к слову...

Мы — получается, наследники Древнего Рима и носители сакральных истин. Воспринимаете масштаб? Наши предки при всей своей скромности позиционировали себя именно так. На вселенском, так сказать, уровне.

Дальше — больше.

Неуничтожимое Ромейское царство — то есть Римскую империю — вместила в себя Святая Русь. Причем в самый подходящий момент — накануне Страшного Суда! А посему русский государь должен подготовить свой народ к тому моменту, когда он вступит в Небесный Иерусалим.

Ну а дальше все ясно. Мир во зле лежит. Человек грехом осквернен. Царь становится исполнителем казней Божиих. Наказывая подданных, он спасает их от огня будущего.

Надо же — целое учение. Как у Маркса с Лениным. Или же, ближе к нашим временам, — у создателя сайентологии Рона Хаббарда. Любопытно, что в отличие от общепринятой практики всех мессий, учение Грозного не сулило его подданным ничего приятного. Во всяком случае, в этой жизни.

Если бы знаменитый писатель-фантаст Герберт Уэллс встречался не с Лениным, а с Грозным, он бы назвал его «кремлевским Кафкой».