Остальное белым. Гипотеза

Павел Кузьминых, Татьяна Загидулина

21 апреля 1953 года

Сегодня была в лаборатории. Антон Васильевич сказал, что во время и после экскурсии мы очень интересно поговорили. Сказал, что у меня есть потенциал и все такое. Но я не помню, чтобы я что-то говорила. Наверное, это потому, что Миша занимал, да что греха таить, занимает почти все мои мысли. Даже на пятой стометровке брассом – Миша… Или не поэтому? Я пытаюсь сопоставить факты. Я не говорила на экскурсии почти ничего. Помню, что меня мутило. Помню, что пила чай. Помню много о фасоли. По-моему, больше слушала. Но ладно.

Антон Васильевич предложил направление от их лаборатории в институт. Я сначала обрадовалась.

А потом он сказал, что институт в Самарканде. Узбекистан! Да я же сойду с ума от этой жары. Но Антон Васильевич заметил, что я могу подумать. Мне не слишком понравилась его интонация. Но потом он снова стал обычным и опять заманил меня к себе в кабинет чаем и моими любимыми свердловскими. Угадал просто. А ещё он сказал, что у меня есть две недели, чтобы решить. Что ж. Две недели – это достаточно.

22 апреля 1953 года

Сегодня день рождения Ленина. И сирень зацвела под моим окном. А ещё я опять не пошла в школу. Совсем не тянет туда. Погода хорошая – гуляю целый день, на озере сижу. И думаю, думаю. Никак не могу забыть про то, что было в ванной. Мне пока сложно сказать, что я испытываю. С одной стороны, Миша поступил подло и бросил меня крайне некрасиво. Но есть вероятность, что он не бросил меня. Что он, действительно, отлучился по каким-то важным делам. Но что-то подсказывает мне, что и во время важных дел можно найти минуту на звонок.

Скоро экзамены. Да и плевать. Сдам и уеду в Самарканд. Потому что здесь каждый угол о Мише напоминает. Так и отвлекусь.

25 апреля 1953 года

Порадовала-таки биологичку своим присутствием. Она в ярости была. А мне плевать. Спросила про митоз и мейоз. Я ответила подробнейше. И даже зарисовала процессы на доске. Это было так, будто меня какое вдохновение посетило. Никогда столь идеально не отвечала. Она спрашивала и спрашивала по темам, на которых я не была. А потом вообще по школьному курсу биологии. Я ответила на все вопросы. С классификации Линнея начиная. Биологичка и обомлела от такого. А потом я убила ее новостью, что у меня направление в институт от лаборатории селективной агробиологии. А не будет больше меня посредственностью при всем классе называть. И не будет больше этих намёков делать. Не её собачье дело, почему меня направляют. За какие такие заслуги, говоришь, сука старая? А за какие такие заслуги ты уже сорок лет в школе работаешь, предмет свой на два с плюсом зная? А за какие такие заслуги я тебя, тварь, должна уважать? Просто за то, что со временем у тебя морщины за ушами появились? Или за то, что по вечерам стишки сочиняешь дурного качества о своей порочной страсти к бывшей ученице, а потом убираешь свою коричневую записную книжку в нижний ящик старого бабкиного комода?

27 апреля 1953 года

Я чувствую изменения в себе. Перечитала прошлую запись. Что-то не так. Ну биологичка, ну спросила. И не с кем поговорить.

Я чувствую злость. Я никогда раньше не чувствовала такой злости. Я не знаю, на кого я злюсь. Но это переполняет меня. Точно, уеду в Самарканд и буду много учиться, уже сейчас штудирую книжки, которые дал Антон Васильевич. А вчера ещё закончила читать "Жизнь" Мопассана. Это по моему личному списку полагалось. Не особо впечатлило. Литературщина. То ли дело селекция. То ли дело.

14

Страдания молодого Вайнберга

Часть 1

Лунки передних зубов ныли так, что хотелось плакать. Аспирин не помогал. Плакать хотелось и от унижения, которое Миша претерпел в лаборатории. Миша совсем не ожидал,

что его развлечения с Ниночкой, соседкой дорогой, девочкой юной невинной, обернутся тремя его сломанными рёбрами и обезображенным его же лицом. Рёбра-то, чёрт с ними, срастутся. Хоть и больно. А вот без зубов как? Нет, на службе скажет Миша, что с лестницы упал. Так всегда говорят. А товарищи и не спросят – им дела до Мишиных зубов нет.

Не ожидал Миша и того, что у Нины кровь из ушей хлестать начнёт. Не было членовредительства в планах. Упыри эти, Рябой и Консул, в детали его не посвящали. А Миша полагал, что просто усыпят и будут что-то измерять. Пульс там. Активность какую-нибудь.

Произошедшее в лаборатории его вообще до глубины души потрясло. И что-то свербило в мозгу – вали от них, дурак молодой, это всё – точно не самое страшное, что они могут сделать. Менгеле, блядь, и компания.

И с Ниночкой что делать, Миша не знал. Ну влюбленная школьница сама по себе не так и ужасна. Но влюбленная школьница, которая может что-то вспомнить. А вдруг она кому расскажет? Не, не поверят. Кто поверит, что советские агробиологи девку к столу голую привязали и пейотом опоили? А потом ещё током хуярили? Нет, Нинка, никто тебе не поверит.

Валить надо Мише. А куда свалишь? Он же в КБ числится. Оттуда, из такого КБ, так просто не свалить. А не просто – не отпустят. Может, в Монголию? Через Тыву? Ну что за бред.

В первую очередь Миша решил заняться зубами. Кому он беззубый-то нужен?

Страдания молодого Вайнберга

Часть 1. Продолжение

Зубы сделать было проблемой. Не с золотым же молодому и красивому щеголять. Мише золото во рту казалось вопиющей цыганщиной. Плохо вязалось оно и с футболками-поло, и с канареечными брюками тонкой шерсти, и со шляпами лучшего мягкого фетра. Миша прекрасно знал, что можно поставить импланты. Знал он и том, что имплантация зубов на родине запрещена. Но это был вопрос денег, а вопросы денег для Миши и вопросами-то никогда не были.

А как вы себе это представляете? После томного вечера и сладкой ночи Миша должен был сказать барышне: «Милая, ты полежи, я сейчас челюсть сполосну»? Нет. Не мог Миша позволить себе такого. Очень хотелось ему подольше оставаться молодым. Желательно всегда. И съемные зубы в чарующие картины вечной юности не входили.

Итак, это был вопрос денег и связей. И то, и другое у Михаила имелось. К зубам своим он относился с особенной нежностью и маниакальным почтением, именно поэтому лечил их у друга семьи Ольги Семёновны Ивановой. Обладательница весьма распространенной в определенных кругах фамилии Ольга Семёновна была барышней увлеченной, осведомленной в области последних достижений изрядно. Поэтому ей было известно, что в прошлом году некто Бранемарк выяснил, что титан неплохо приживается внутри костей живого объекта.

–Есть, Мишенька, один вариант. Не скажу, что я часто это предлагаю пациентам, скажем, нечасто, но можно попробовать титановые импланты. У нас, конечно, они не производятся, больше скажу, не практикуется у нас такое. Зато зубы будут почти как свои. Думай, Миша.

У Ольги Семеновны был свой рациональный интерес. Дружба дружбой, а тренироваться на ком-то надо. Ольга Семёновна не знала, пройдет ли вживление в Мишаню титана успешно, не была она уверена и в эстетической стороне дела. Да и опыты с титаном пока настигли только кроликов. Впрочем, чего не сделаешь ради друга семьи, которой, к слову, у Ольги Семёновны не имелось. Миша ей был обязан. Причем перманентно. Никто бы ему препарат не достал. И уж тем более не доставил в лучшем виде. А Ольга Семёновна этим интеллектуальным хобби давно занималась. В свободное от передовой стоматологии время.

Конец ознакомительного фрагмента.