ОстанкиНО
Шрифт:
Каждое утро на восьми электрокомфорках кухонных плит клокотали восемь алюминиевых чашек с чифиром.
Арматурщики выходили из похмельного ступора, приводили себя в привычную норму.
А каждый вечер – гуляй поле!
Пьянка, озорное спаривание, заздравные песни.
Иногда – драки.
Однажды глубокой ночью в дверь Голубя кто-то оглушительно постучал. Без всякой деликатности. Ногою.
Мигая спросонья, Ваня сбросил крючок.
На пороге стоял хмельной парень в тельняшке. А рядом
– Трахаться хочешь? – спросил матрос.
– Да я, как-то…
– Ты не блей! Скажи четко! Хочу!
– Нет, не хочу…
– Да ты чего? – изумился матрос. – Гляди, какая девка! – он ущипнул девицу за попу. Та качнулась, чуть не упала.
Пьяна была вдребезги.
– Я спать хочу!
– Дурак! Дай на бутылку водяры, и девка твоя.
– Спасибо… Как-нибудь в другой раз.
Матрос зло сплюнул на пол:
– Смотри, второй раз не предложу! Связывайся тут с вами, с козлами!
Вот такие замечательные люди жили бок о бок с Иваном Ивановичем.
Люди блистательного хамства.
Фантастической прямоты.
И, так сказать, абсолютной прозрачности.
Через год Иван Голубь стал выступать в ночных клубах и сорвал неслыханный аплодисмент.
Стал артистом в жанре стэнд-ап.
С предельной искренностью смешил богачей.
Глядя на блистательного Ваню, публика просто валилась от смеха.
Центровая же фишка Голубя была в том, что он беззастенчиво вываливал всю свою подноготную.
Так сказать, всенародно выметал сор из избы.
Рассказывал о феерическом взлете своего телевизионного канала и его чудовищном крахе.
Ваня поднялся, как на дрожжах.
Эдакая вторая молодость.
Рассекал всюду в собольей, a la Шаляпин, шубе, ездил на новом красной «Крайслере», едал, опять же, миног и крабов, гужевался с молоденькими топ-моделькам.
В любовники к Ивану Ивановичу набивались и мальчики с подтянутыми торсами.
Только легендарный артист с детства не приветствовал, когда ему вставляют клизму.
Да и сам ставить клизмы никому не спешил.
Ткнулась к нему обратно женушка, Маргарита Николаевна. Захотелось ей прикоснуться к лучам его славы. Опять же, перехватить деньжат.
Да только не сумел Ваня забыть то, что вышвырнула она его, как подзаборную шавку.
Отослал жену с миром.
Лишь слегка матюгнув напоследок.
Увивалась и комендантша арматурного завода, Людмила Васильевна. Но грудь её за этот период стала уже не столь вызывающа. Да и зад раздался.
Ваня посоветовал ей переключиться исключительно на крановщика Федьку Кривого и библиотекаршу Катеньку.
Благо, это теперь писк телевизионной моды…
– Когда я подсчитываю сколько у меня было женщин, – хохмил
Кабачок замирал.
– Которых у меня вообще-то и не было, – вбивал гвоздь репризы артист.
Публика благодарно ржала.
Ваня же по-кошачьи млел от нежной щекотки славы.
На вырученные средства Иван Иванович основал телевизионное агентство «Ха-ха-ха и Хи-хи-хи!» Стал крышевать эстрадных хохмачей.
Верка Сердючка, Хазанов, «Камеди клаб» щедро несли ему мзду.
Сам же Голубь перестал выступать, а лишь следил за упоительно захватывающим перемещением капитала.
…Неожиданно постарел, обрюзг.
– Говори тише, – предупреждает он свою любовницу, топ-модельку Валерию. – Тут везде может быть подслушка и видеокамеры.
– Хорошо, – опускала голову Лерочка. – Может, займемся сексом?
– Ты с ума сошла! А, если наши снимки попадут в «желтую» прессу! Я же король смеха! Знаешь, сколько желающих занять мое место?!
– Так, как же мы будем заниматься любовью? – кусала губки Лера.
– Только по ночам. Под одеялом. И без единого звука!
– Так он что, наружку заметил?
– Просто мнительный.
– Какой же телевизионщики народ дохлый… Но тот парень был на верном пути. Уборные в общаге драить – самое то.
– Видели бы вы его лицо, когда он их драил…
– Знаешь, мнительность не самое поганое чувство. Найди какого-нибудь продюсера с душевным изъяном, но с таким, чтобы вызвал народный гнев. Эдакого матерого мерзавца. Чтоб от одного его вида мороз по коже!.
Компромат № 10
Ангелы-братаны
Телевизионный продюсер Сергей Власик – человек крайне богомольный. Во всех углах его комнат были развешены иконы. Огромные в серебряных ризах и маленькие, прокопченные, зато древние, намоленные.
Курился благоуханный ладан. Потрескивали мудрым огоньком витые свечи. Магнитофон интимным шепотом распевал псалмы.
Благость необыкновенная!
Чистота, ну, просто ангельская!
Время от времени перед ликами святых Сергей бросался на колени, истово крестился.
«Прости, Отец мой Небесный! Помилуй!» – горячечно молили его тонкие губы.
А спустя какой-то час, глубоко и сладко вздыхал.
Именно в этот момент ощущал, Небеса любят его и шлют ему свое тотальное «прощаем».
От искренних, рьяных молитв Сережа Власик за месяц изнашивал пару брюк.
Протирал на коленях.
На лбу же у него вздувался багровый желвак.
Набивал об пол.
Именно благодаря таким ярым молитвам, господину Власику жилось легко и вольготно.
Всевышний с ним.