Останься в Вейзене
Шрифт:
— Правда? — обрадовалась я.
Мы оказались у сторожки внезапно, и я только сейчас осознала, что никто отпечаток у меня не спросил. А если бы ключ оказался в руках недоброжелателя? Впрочем, не удивлюсь, если открыть им дверцу может лишь Гетбер. А если Гетбера вдруг возьмут в заложники?
— Давай чуть позже поговорим о деле. Сейчас хочется просто насладиться этим вечером.
Признаюсь честно — мне тоже хотелось. Не так сильно, как избавиться от молотков, которые давят на плечо, но всё же куда сильнее, чем проводить в лаборатории
Я пошла по коридору прямо, к единственной знакомой мне двери.
А по пути, окончательно набравшись наглости, напомнила:
— Ты обещал накормить меня обедом. Думаю, пришла пора тебе платить за необдуманные слова.
— Хочешь обменять обед на ужин? — Гетбер улыбнулся едва заметно, но всё же сомнений не возникло — мою наглость он оценил.
— Нет, — я помотала головой из стороны в сторону. — Я сегодня не обедала, так что всё по-честному.
— Даже так? — Гетбер нахмурился. — Почему ты совсем не думаешь о своём здоровье, Варя?
Поскольку он не показал мне собственное место работы, я не пустила Гетбера в лабораторию, внутрь вошла одна. И даже дверь за собой захлопнула. Два моих новых молотка наконец соединились с первым, и им было весело. А мне тоскливо — камень вдруг поманил к себе, обещая раскрыть самые сокровенные тайны.
Нет, не сейчас.
Ещё успеется.
Камень меня в любом случае дождётся, а вот Гетбер, весьма вероятно, нет. Тогда я останусь здесь до понедельника, а мне этого точно не хочется.
— Как опыты? — поинтересовался Гетбер, едва я покинула лабораторию.
— Мы договорились не обсуждать работу, — напомнила я.
— Твоя взяла, — он тяжело вздохнул. — Просто не терпелось услышать что-то вроде — как только ты, Гетбер, перестал мешаться, стало гораздо лучше.
Так вот в чём секрет — рядом с вахтой есть ещё один коридор, который прежде оставался незамеченным мной. Из него мы пришли, в него же и возвратились.
— Мы работали все эти пять дней по четыре-пять часов, — заметила я. — Очень много раз повторяли одни и те же заклинания. Простые, бытовые, не такие, как у тебя. Что-то, но получилось. Приходи на открытую лекцию. Думаю, она будет совсем скоро.
— Приду, если уж она случится… — Пообещал Гетбер. — Ты права, твой прежний таинственный помощник не смог бы посвящать тебе столько времени, даже если очень хотел бы. Сам виноват.
— Гетбер, — я даже на мгновение остановилась, сурово взглянула на него, заметила: — Ты никогда не думал поработать над верой в себя?
— Что с ней не так? — заинтересовался Гетбер. — Загораживает солнечный свет?
— Под ногами мешается, боюсь споткнуться. Говори себе приятные слова или отражению улыбайся… Повторяй почаще: я хороший специалист, я прекрасно выгляжу, я… хм… харизматичен, у меня всё идёт так, как задумано.
Мы вернулись в мебельный склад, только в этот раз Гетбер не стал включать свет. Сказала бы, что двигались мы на ощупь и спотыкались о разные штуки,
— Если эти слова почаще будешь повторять ты, я и в самом деле начну в себя верить.
Сердце заколотилось, будто кто-то провернул ключ и привёл в движение шестерёнки.
— Вера в себя не должна зависеть от окружающих. Она должна просто быть. Сидеть где-то внутри.
— Ты можешь сказать, что веришь в себя, Варя?
Попал в точку. Я достаточно смелая, чтобы раздавать советы, но до жути труслива, когда дело касается меня самой.
— Конечно, — солгала я. — И в бесплатный обед верю до сих пор. Идём?
Свет все-таки зажегся. На складе.
А снаружи угасал, но весьма степенно. Кутаясь в золотых лучах, мы успели дойти до места, которое, по заверениям Гетбера, должно было либо безумно мне понравиться, либо разочаровать в Гетбере ещё больше.
Оно не походило на тихий интеллигентный ресторан, в котором мы сидели вместе с Вилсоном. Больше всего напоминало таверну, описываемую в многочисленных книгах. Деревянные стены и столы, подавальщицы в пышных кожаных юбках; скопление людей, множество еды, смех, разливные напитки.
Столик для нас с Гетбером нашелся мгновенно — частенько, видимо, заглядывает в это заведение… Так что и в выборе блюд я решила тоже на него положиться. И уж Гетбер дал волю фантазии. Видимо, хотел меня на неделю вперёд накормить, чтобы впредь не возмущалась.
Нам принесли и целое блюдо тушеного мяса, и запеченные овощи, и два графина: один с малиновой жидкостью, другой с янтарно-жёлтой. Ещё — нечто вроде булочек, посыпанных зеленью, и на десерт хрустящее печенье в форме капелек.
Здесь даже было нечто вроде импровизированной сцены, и на ней вдруг появился мальчишка — едва ли ему даже восемнадцать уже исполнилось. В руках он держал музыкальный инструмент, больно напоминающий самую обычную акустическую гитару.
Мальчишка сел на высокий табурет, поджал под себя ноги. Пальцы коснулись струн, и из гитары вырвался томительный перелив, будто только и дожидался этого мгновения. Парень запел тихую, полную светлой тоски песню, хоть и не могла я разобрать слов… Впрочем, даже наши современные переводчики не берутся за музыку, что о магическом говорить.
— Это ещё тихо, — пояснил Гетбер, — веселье начинается к ночи. Тогда в каждом углу сидит по юному дарованию, хоть дополнительные уши отращивай. Если хочешь, подольше побудем, послушаем.
— Не понимаю слов, которые он поёт, — призналась я. — Но образы вижу.
Будто нутру-то моему всё было прекрасно понятно. Лодка в лунном сиянии переплывает реку, и ни одно крупное судно не бросит на неё даже короткий взгляд. Стрекот сверчков, спрятавшихся в высокой траве. Одинокая скрипка — баллада-признание исполнена, но слушать-то её некому.