Остаться в живых
Шрифт:
С тяжелым вздохом я откинулся назад, обдумывая, что это значит. В те дни первоклассный ковбой, получая сорок долларов в месяц при полном содержании, чувствовал себя вполне счастливым. Он считал бы, что нашел отличное место, и держался за него обеими руками. Две тысячи долларов составляли годовой заработок четырех таких молодцов — людей, способных оседлать любое четвероногое и послать пулю в глаз летящему ястребу. И такие-то бешеные деньги ковбой мог получить, всего-навсего продырявив мою черепушку!
Я достал носовой платок и вытер
Внезапно в памяти всплыл тот вечер, когда мы сидели за столом на ранчо Порсонов и Дэн попросил меня поехать с ним на танцы в Кэтхилл. Мне стало невыносимо горько.
Да, я уже убил человека, но лишь потому, что меня вынудили к этому. Теперь же я хотел прикончить кое-кого, и хотел страстно.
Некоторое время я сидел, стиснув зубы и глядя в пространство, и обдумывал это свое желание.
И тут я вдруг почувствовал себя, как никогда, крепким, спокойным, хладнокровным и собранным.
Понимаете, это было такое чувство, как будто я уже все равно что покойник и терять мне абсолютно нечего. При столь высокой цене за мою голову и таком множестве желающих получить награду едва ли имело смысл размышлять о будущем. Мне в любом случае предстояло вот-вот умереть, так что все, волновавшее меня ранее, утратило значение. Какая разница, что обо мне подумают, если общество собиралось вздернуть меня, как только я попадусь ему в руки? А чувство собственного достоинства? А уважение к себе? — спросите вы. Да, и это вдруг стало абсурдом, как и другие представления, на которых я воспитывался. Меня травили и загоняли в угол, как дикого зверя, и, подобно зверю, а не человеку, я считал, что имею право сопротивляться.
Я свернул сигаретку и, закурив, продолжал читать. Как ни странно, теперь мне удалось составить полную картину и анализировать положение так, будто все это не имело ни малейшего отношения к моей персоне.
О, обо мне много чего понаписали! Какой-то репортер, сыпля множеством невероятных подробностей, рассказывал о моем побеге из кэтхиллской тюрьмы. Другой заявлял, будто на ранчо Порсонов я известен как меткий стрелок. И труп несчастного Джоша Экера вновь вытащили из земли, чтобы настроить людей против его убийцы. Выяснилось, что я годами был самым крутым парнем на Диком Западе, головорезом и прирожденным преступником. Я только диву давался, как в мои годы человек мог стать столь отъявленным злодеем.
Потом они взялись за Лэнки. Он побывал со мной на ранчо Порсонов и предупредил о моем визите Роберта Мида. Репортеры предполагали, что этот бедный, недалекий малый прислуживал мне и стал первым членом сколачиваемой мной шайки бандитов.
Да, вот как все обернулось!
Я не поленился проглядеть и другие статьи.
В одной презабавной заметке рассказывалось, что Том Экер проиграл свою несравненную серую красавицу в покер и настолько опечален этим обстоятельством, что никто не посмел спросить, кто же выиграл знаменитую лошадь.
Я немного
Но половина первой полосы полностью посвящалась торжествам в честь великого подвига шерифа Лорена Мэйса. Ему удалось прижать к стенке банду прославленного Дона Педро, свирепого мексиканского дикаря, к югу от Рио-Гранде больше известного как Лютый Дон Педро. Лорен Мэйс и его люди сумели застрелить пятерых бандитов, прежде чем остальные вырвались из западни.
Живых пленников взять не удалось, так как, прежде чем удрать, разбойники позаботились заткнуть раненым рты, прострелив каждому из бывших товарищей голову. В банде Лютого Дона Педро давно стало традицией, что никто из ее членов не должен попадать в руки правосудия живым, ибо он мог бы выдать секреты, опасные для тех, кто еще гуляет на свободе. Вот таким-то образом Дон Педро заботился о безопасности своих подручных.
Так волки, нарвавшись на охотника, в клочья раздирают раненых сородичей.
Я и раньше слыхал об этом ужасном обычае бандитов, но читать написанный черным по белому отчет о недавних событиях такого рода было жутковато.
Однако самого главаря банды среди мертвых не оказалось.
«Но кто бы опознал Дона Педро, будь он и в самом деле убит? — вопрошал репортер. — Известно множество противоречащих друг другу описаний его внешности, но едва ли на всем Диком Западе найдутся два человека, способных описать Дона Педро одинаково».
Обнаружил я в статье и одно крайне любопытное предположение, настолько поразившее меня, что я немедленно решил поделиться им с Лэнки.
— Ты это видел? — спросил я.
— Ну, я кучу всего видал в этой газете, — усмехнулся он. — Так что именно ты имеешь в виду?
— Тут пишут, что, возможно, я свяжусь с Доном Педро. Мол, главарь банды с удовольствием пополнит свой список грабителей и убийц такой темной лошадкой, как я.
Лэнки кивнул, продолжая поглощать финики. Воистину, его возможности беспредельны! Казалось, этот малый, подобно змее, может растягиваться, чтобы освободить место для новых запасов пищи.
— Знаешь, о чем я думаю? — поинтересовался долговязый.
— Давай выкладывай!
Я спокойно поглядывал на него сквозь клубы дыма. В то мгновение сам я размышлял о том, что надежда еще когда-либо увидеть Бобби Мид растаяла навсегда и надо каким-то образом примириться с суровой действительностью.
— Так вот, — начал Лэнки. — Я думаю, что человек, наделенный хотя бы крупицей разума, должен всегда следовать доброму совету.
— И какой же добрый совет ты углядел в этой газетенке? — удивился я.
— Ну а разве тебе не предлагают присоединиться к этой банде отъявленных мерзавцев? — потребовал ответа Лэнки.