Оставь страх за порогом
Шрифт:
Не переведя дыхание, не делая пауз, Пашка рассказал об испытываемых трудностях в поездках по стране, когда клал от голода зубы на полку, каким стал жадным народ, не желая поделиться куском хлеба.
Не забыл упомянуть о той несправедливости, которая привела к аресту, отправке в кутузку станции.
– Вижу, что имеете жалость, в первую очередь к малолетке! Раз спасли от ареста, подарили свободу, окажите еще одну милость и прикажите накормить, третьи сутки ничего не ел.
Офицеру надоело слушать болтовню.
– Хватит языком трепать! На такой, как ты, шпане пробу негде
– Человека, – ушел от ответа Пашка.
– Ясно, что не овцу. Знаешь его?
– Увидел впервые. Как начали стрелять, некому стало кутузку охранять и дал драпака. Мелькаю пятками, а он на пути лежит. Пожалел и потащил в безопасное место, – Пашка вытер кулаком нос. – Сидел под запором и тоже после обстрела улепетнул, но не повезло, контузило. Вижу, что добры, имеете сострадание к немощным, сирым, голодным…
Беспризорник давил на жалость: «Главное, спасти чекиста. Верно сделал, что выдал за арестованного, вырвавшегося из камеры». Парень набрал полную грудь воздуха, чтоб окончательно запудрить офицеру мозги, но не успел – раздался взрыв на паровозе, следом из домика местной милиции вышли двое, обсыпанные известью и поэтому похожие на привидения, испугавшие солдата больше взрыва.
– Свят, свят! – стал креститься и пятиться служивый. – Чур меня!
Офицер потерял всякий интерес к мальчишке и контуженному.
Один из вышедших из разрушенного дома строго приказал:
– Поручик, извольте подойти!
Офицер послушно сделал несколько шагов, на всякий случай взял под козырек:
– С кем имею честь?
– Генерал Селищев. Предъявить удостоверяющие мою личность документы не могу, изъяты при аресте, впрочем, паспорт не представляет интереса, так как чужой.
Второй, чудом спасшийся от прямого попадания снаряда в милицейский пункт, назвался членом Саратовской городской думы Сабашниковым.
– Спасибо, прибыли как нельзя кстати, – заспешил благодарить Сабашников. – Если бы задержались, меня с господином генералом увезли в Царицын. Еще могла обвалиться крыша, мы оказались бы погребенными под развалинами.
Пережитое сделало Сабашникова излишне разговорчивым, он говорил бы долго, но офицер перебил:
– Знакомы эти граждане, сидели с ними?
Селищев всмотрелся в чекиста с Пашкой.
– Увы. По всей вероятности, как и я с Сабашниковым, высажены с поезда. Видимо, содержались в соседней камере, – генерал потерял интерес к мальчишке и лежащему у его ног. – Кто командует бронепоездом?
– Полковник Кумынин.
– Олег Янович? Приятная неожиданность, буду рад встретиться со старым товарищем. Куда держали путь?
– В Царицын.
– Началось долгожданное наступление?
– Так точно. Имеем приказ очистить подступы к городу от обороняющих его частей, подавить очаги сопротивления, какие могут встретиться, захватить вокзал, тем самым не позволить красным удрать. Следом за нами двинутся главные силы с техникой, в том числе артиллерия, танки, конница.
– Зачем обстреляли разъезд? За исключением допрашивающего меня с Сабашниковым милиционера здесь нет военных.
– Виновные в обстреле без приказа будут примерно наказаны.
– Ведите к своему командиру,
– К сожалению, вынуждены задержаться на неопределенное время. Необходим ремонт паровоза, который подвергся диверсии со стороны неустановленного лица.
– Диверсия серьезная?
– Не могу знать.
Атаман П. Н. Краснов:
Для наилучшего обеспечения границ Всевеликого Войска Донского моя армия должна летом, в крайнем случае в начале осени, выдвинуться за пределы области, занять Царицын… Но несмотря на всю силу почти самодержца, я чувствовал себя беспомощным… Прекрасно понимал, что вынужден идти в поход не во имя освобождения родной отчизны от большевиков, а ради военной добычи, ради грабежа, на что рассчитывали мои казачьи войска.
Магура с трудом разжал ставшие тяжелыми, словно налившимися свинцом веки – все вокруг было мутным, нерезким. Услышал неподалеку голоса, обрадовался: «Слух в полном порядке, и могу руками шевелить… Что произошло? Помню, начал умываться, потом память отключилась…»
Осмотрелся и понял, что находится в зале ожидания станции. Прислушался, за неплотно закрытой дверью разговаривали двое, один голос был прокуренным, строгим, второй заискивающим.
– Ясным русским языком сказано перед отправлением: оборудовать одно купе для раненых, взять аптечку с необходимыми для лечения средствами медицины. Из-за непростительной халатности, граничащей с воинским преступлением, теперь негде разместить раненых. Мы ехали не на пикник, нас ожидали бои, людские потери, ранения.
– Смею заметить, что раненых лишь двое, первый солдат получил незначительное ранение в плечо, после перевязки уже вернулся в строй.
– А второй?
– Второй контужен. Временно лишен возможности слышать и говорить, посему не знаем его имени, звания.
– Что скажете об отсутствии на бронепоезде квалифицированной медицинской помощи?
– Смею доложить, что наш поручик два года учился на фельдшерских курсах, проходил практику в больнице.
– Очень сомневаюсь, что его познания в медицине помогут контуженному встать на ноги, вернуть слух, голос.
– Но, господин полковник…
– Радуйтесь, что в помощи нуждается один человек. Перейдем к делу. Как скоро очистят путь и, главное, завершат ремонт паровоза?
– Ремонтная бригада трудится не покладая рук. Путь расчистим через час, от силы через два. Сложнее с паровозом, где разрушена топка. Главное, погиб машинист, без него невозможно продолжить путь. Хорошо бы запросить Ростов, попросить срочно прислать новую бригаду.
В диалог вмешался третий:
– Позволь, Олег, офицер ни в чем не виноват, не стоит снимать с него стружку. Считаю, надо поискать в населенном пункте человека, умеющего водить паровоз, а пока заняться исправлением того, что произошло в результате диверсии. Существенную помощь в поисках нового машиниста окажет пленный, который, без сомнения, знаком с жителями ближайшего хутора, знает их профессии.