Оставаться живым

Уэльбек Мишель

Возможный конец пути

Что душу теребить? Я все же твердо знаю, Что жил и видел жизнь людей и диких трав. Я не участвовал, но все же твердо знаю - Особенно сейчас, на склоне дня,- что прав. Вокруг со всех сторон такой знакомый сад - Теперь я искушен в своем надежном знанье И этих ближних троп, и дальних эстакад, И скуки отпусков, и скуки мирозданья. Да, здесь-то я и жил, жил на излете века, Неплохо жил, при всех уходах и растравах (Ожоги бытия - от солнца и от ветра); Теперь покоиться хочу вот в этих травах. Подобно

им, я стар. Я юн, подобно им, И полон шороха весеннего природы, И прожил, как они, смят, но невозмутим, Цивилизации оставшиеся годы.

* * *

Рассвет стремительного солнца - Вот так бы в смерти преуспеть! А людям - лишь бы все стерпеть: Мой бог, да что им остается? Нам не по силам, не с руки Сносить тоски осенней стоны, Мой бог, а жизнь так монотонна И горизонты - далеки. Зима - ни звука, ни следа: Стою один во всей вселенной; Как голубой кристаллик льда, Мечта чиста и совершенна.

* * *

Ностальгия мне незнакома, Но завидую я старикам, Их холодным как смерть рукам И глазам, нездешним как кома. Незнакома мне жажда признанья, Но завидую я нахалам И ревущим детишкам малым, Что умеют быть в центре вниманья. И опять, свалившись в кровать, До утра, как всегда, буду ждать я Стука в дверь, ледяного объятья; По ночам я учусь умирать.

* * *

В Венеции, у парапета, Я думал о тебе, Лизетта: В той базилике золотой Ты стать могла бы мне женой. Вокруг толпа спешит, пестрея, И хочет жить еще быстрее. А я старик - внутри и вне: Одна любовь осталась мне.

Последние времена

Ожидают тяжелые нас времена, Ожидают нас ночи немыслимой боли. Будем сглатывать слезы, пьянея от соли. Жизни нашей вот-вот оборвется струна. Где любовь? Заблудилась в потемках она. Будем рвать торопливо письмо за письмом, Лучший друг обернется заклятым врагом, Будет путь в никуда, и дороги без цели, И пески раскаленные вместо постели, Будет страх, что таится за каждым углом, Он крадется, как память, по следу за мной И безмолвно смеется у меня за спиной; Его цепкие пальцы крепки словно сталь, И хрустальны глаза, устремленные вдаль, Он над миром висит, будто нимб ледяной. Ожидает нас смерть. Это факт, милый друг. Время выпустим мы из слабеющих рук. Все, что знали и прожили я или ты, Проплывет перед взглядом у смертной черты, Сожаленье мелькнет - и все кончится вдруг.

* * *

Народ, который любит жизнь, Познать Создателя стремись. Но снова только ночь вокруг Да сердца стук.

* * *

Вот фотографии детей, Вот безусловная любовь. Но нам не избежать смертей, На небе встретимся мы вновь.

* * *

Да правда ли, что есть там кто-то в самом деле, Кто после смерти нас с любовью примет всех? Я холод сотен

глаз встречаю с дрожью в теле; Я к людям ключ ищу - нет, это просто смех. Да правда ль, что помочь друг другу могут люди, Что можно счастья ждать и не в тринадцать лет? Есть одиночество, где шанс на помощь скуден; Твержу я про любовь, которой, знаю, нет. Я в центр выхожу под вечер, к ночи ближе, В моих глазах мольба, иду на зов огня. Бульвары золотом струятся по Парижу; Как сговорились все не замечать меня. А ночью я звоню, приникнув к телефону: Набрать, один гудок, и трубку положить. Тень прячется в углу, вблизи магнитофона, Беззубый скаля рот,- ей некуда спешить.

* * *

Чудовищная смесь бесчисленных прохожих Плывет по улицам. Свод неба извращен. Зеленые тона - всё новые, еще - Я создаю. Вот пудель рядом ожил. О Шопенгауэр, я мысленно с тобой. Тебя люблю и различаю в бликах окон: Сей мир безвыходен. Я старый шут с пороком. Здесь очень холодно. Прощай, Земля. Отбой. В конце концов все разойдутся по домам, Формулировка ироничная весьма. Откуда знать мне, кто успел тут поселиться? Здесь есть и санитар, и должностные лица. И есть друзья у них - я думаю, немало. Я подошел к стене. Я размышляю вяло, Пока галдят они, как полчище горилл; Я видел клетки их, когда глаза закрыл. Я в восемь по утрам иду вдоль стен церквей, Я вижу в транспорте старушек умиранье; И скоро свет дневной замрет, замрет за гранью. И тут встает вопрос о смысле всех Церквей.

* * *

Ты что-то говорила о сексе, об отношениях между людьми. Говорила ли ты вообще? Вокруг было шумно; казалось, с губ твоих слетают слова. Поезд въезжал в туннель. С легким потрескиванием, с легким запозданием загорелись лампы в купе. Я ненавидел твою плиссированную юбку, твой макияж. Ты была скучна, как сама жизнь.

Среда. Майнц-Рейнская долина-Кобленц

Очевидная двойственность одиночества. Я смотрю на стариков, сидящих за столиком, их минимум десять. Можно от нечего делать их сосчитать, но я уверен, что их минимум десять. Ох! Если б только я мог улететь на небо, улететь на небо сию же минуту!

Они говорят все сразу, производя какофонию непонятных звуков, где можно различить лишь отдельные жеваные слоги, словно выгрызаемые зубами. Господи! Как же трудно примириться с миром!..

Я сосчитал. Их двенадцать. Как апостолов. А официант, надо думать, Христос?

Не купить ли мне футболку «Jesus»?

* * *

Бывают мгновения, когда буквально слышишь насмешливое шуршание времени, ускользающего среди тишины и уюта, И смерть опережает нас по очкам. Становится скучно, и соглашаешься ненадолго отвлечься от главного, сделать какое-то нудное, но необходимое дело, считая, что оно займет три минуты,

А после с тоской замечаешь, что два часа улетучились почему-то.

Время безжалостно к нам.

Иногда вечерами кажется, будто день пролетел за четверть часа, и, естественно, начинаешь думать о возрасте, торопиться, Пытаешься блефовать, чтобы разом наверстать полгода, и не находишь ничего лучше, как опять исписать страницу,

Потому что - за вычетом редких моментов истории и нескольких личностей, чьи имена нам известны из книг,-

Лучший способ обыгрывать время - не пытаться прожить в нем сполна, ловя каждый миг.

Место, где наши поступки вписываются в гармонию мира, где они волшебно последовательны и свободны от противоречий, Где все наши «я» дружно шествуют рядом без раздоров и драм,

Где правит абсолют, где идеалы вечны,

Походка - танец, а слова - псалом, Не существует на земле.

Но мы туда идем.

Точка абсолютной идентичности

Дом Бога похож на взрытый кротом бугорок,

Там много ходов,

Галерей, куда телу протиснуться трудно;