Остенландия
Шрифт:
чужак, забравшийся без спросу в их огород, заслуживает урока в виде изрядной
порции собачьего дерьма в открытый верх его древнего джипика.
– Держись подальше отсюда, такие цыпочки тебе не по зубам, – вопили они ему вслед
под визг автомобильных шин его стартующего авто.
В кафешке Джейн
Прямо посреди толпы он впечатал ей в прическу приличный кусище торта. С явным
удовлетворением.
– А как тебе вот такое, а?
Получается, не таким уж милым он оказался.
День седьмой
На другой день опять поздний завтрак, чтение в утренней гостиной, потом визит мисс
Хартрайт, и прогулка с джентльменами. «Прогулка с джентльменами» должна бы звучать
музыкой для ее души, страдающей по профилям с бакенбардами, однако не в том
настроении пребывала она сейчас. Глаза ее рассеянно прочесывали парк.
После полудня она одиноко перелистывала «Итальянца» Энн Радклифф, с трудом
продираясь сквозь архаический язык романа. Умение бездельничать входило в
добродетели «Опыта Остенландии», она знала это, однако, плоть от плоти страны,
впитавшей в себя самую суть пуританского преклонения перед трудом, смириться с
ежедневным постоянным бездельем не могла. Она заметила, что предается странным
фантазиям. Например, как она стирает в раковине свое бельишко, пока все стиральные
машины заняты более срочным делом; или едет в вонючей жаркой подземке; поедает
скользкий банан с лотка уличного торговца; покупает одноразовый зонтик, потому что
вдруг как из ведра хлынул дождь.
Всю жизнь грезить об Остенландии, а оказавшись там, мечтать о мирских радостях и
реалиях современного мира. Жестокая ирония.
И она решила разыскать Мартина, сейчас же, при свете дня. А что такого? Ведь не вампир
же он, в конце концов!
Был теплый солнечный день, но под кронами деревьев было уютнее. Ей пришлось
здорово потрудиться, прочесывая взглядом заросли парка, прежде чем, невзирая на его
рост, она отыскала голову своего садовника. Он старательно подстригал заросли вдоль
стены. Она уселась на самый ее край, открыла книгу и целиком погрузилась в чтение. Ни
малейшего внимания работникам сада не полагалось. Спустя несколько минут скрежет
ножниц прекратился. Она перевернула страницу.
– Джейн, – прошептал он с легким беспокойством.
–
– Послушай, Джейн меня предупредили, что еще кое-кто слышал звук моего телика, и
донес об этом миссис Уоттлзбрук, так что мне пришлось избавиться от него сегодня
утром. Если теперь меня застукают здесь, болтающим с тобой…
– Ничего подобного. Я просто читаю.
– Черт побери, Джейн…
– Бога ради, Мартин, соболезнования твоему телику, но если мне придется торчать в этом
доме по полдня, я просто свихнусь. Я ведь не сделала ни стежка с тех пор, как сшитые
мной шортики лопнули пополам на заднице, едва я присела в них на стул; и не
прикасалась к фортепиано с двенадцати лет, озверев от тоскливых упражнений. И даже
книжку не имела возможности почитать среди бела дня, с тех пор как пошла работать. Так
что можешь себе представить мое состояние.
– И потому, – ответил он, втыкая лопату в землю, – ты вправе отлавливать меня всякий
раз, когда больше не с кем флиртовать?
На тебе, подумала Джейн, и пошла прочь.
– Погоди, – Мартин догнал ее и удержал за локоть. – Я видел тебя сегодня в парке с этими
актерами. Это малость напрягает, знаешь ли. Скажи, ты это всерьез, а?
– Может, серьезнее, чем надо бы, – пожала она плечами, – хотя благодаря тебе уже не так
чтобы очень.
Мартин рассматривал облака в задумчивости.
– Никогда не мог понять этих здешних женщин. А ведь и ты одна из них. Какая-то
бессмыслица.
– Не думаю, что вообще возможно объяснить это мужчине. Будь ты женщиной, я бы
просто назвала пароль: «Колин Ферт в мокрой рубашке», и получила бы адекватный отзыв
– «А!»
– А! То есть я имел в виду «Ага!».
Холера. Она надеялась, что эта шутка про Колина рассмешит его, но вот ведь нет. Она
почувствовала себя как на качелях, с которых поминутно готова свалиться. И тут она ясно
почуяла конец. Его безошибочный привкус и аромат гнили и разрушения.
– Так значит, это конец? – спросила она.
– А что, нам есть что заканчивать?
Ох. Вот как. Она сделала шаг назад, длинная юбка напомнила ей о маскарадном наряде на
ней, и это вмиг вернуло ей душевное равновесие, представьте себе. Она присела в
реверансе.
– Простите, что отвлекла вас, видимо, приняла за кого-то иного.
И пошла прочь, жалея, что не может в эффектном прощании яростно прошуршать
ворохом викторианских юбок.
Какая же ты дура, кляла она себя. Опять твои идиотские фантазии. Сколько же можно!