Остров Буян
Шрифт:
Он был покрыт потом и пылью. Стрельцы – Коза и Неволя – расспрашивали его, как было дело, и он рассказал, как караулили они у дороги, как напали на дворянина и как товарищи послали его во Псков, а его заметили из московского дозора и стали ловить…
Земские выборные слушали его, обступив тесной гурьбой.
Гаврила читал письмо от боярина Хованского к государю… Хованский писал, что нет у него ни пороха, ни снарядов, он жаловался, что люди разбегаются от него, что если псковские воры захотят взять Снетогорский монастырь, то ему не с чем держаться, и что он
«Только тем и держусь, что заводчики воровские Гаврилка Демидов с товарищи не смеют напасти, а когда бы у них были воеводы, то войско мое, государь, было бы побито, – заканчивал Хованский. – И ты бы, праведный надежа-государь, смиловался да прислал бы, не мешкав, еще людей холопу своему Ивашке, и тем, государь, от смерти избавишь холопа твоего с людишками и воровство порешишь».
Дочитав письмо, Гаврила стукнул по столу кулаком.
– Чти грамоту… на! – обратился он к Чиркину.
Дворянин взял грамоту и читал с недоверием, покачивая головой.
– Не было бы тут воровства какого, Гаврила Левонтъич, – сказал он.
– Какое же тут воровство! Черным по белому писано. Царю бояре не вракают. Раз царю пишет, то надобно верить…
– Семь раз примерь, один раз поверь! – ответил Чиркин. – Может, лучше все-таки земских выборных спросишь аль сход городской позовешь сполохом?..
– Иван! – строго предостерег Гаврила. – Мы прежде вас слухали, вы нынче нас слухайте: не тебе учить меня, старосту. Ратное дело всем городом доверено мне. Никого и спрошатъ не стану, и ты заткнись!
– Аминь, – заключил поп Яков. – Сказано: «Последние да будут первыми!»
Чиркин больше не возражал. Устинов с товарищами тоже смолчали.
В ту же ночь весь город готовился к бою. Дворян не вызывали во Всегороднюю избу, не звали и выборных из посадских – все обсуждали меж выборными от стрельцов и теми из уличанских старост, кого захотел позвать Гаврила.
Рано утром к Варламским воротам без шума стянули войско, готовое в бой…
5
Гаврила стоял на Варламских воротах рядом с Неволей Сидоровым и Прохором Козой – вожаками стрельцов.
Толпа молодых стрельцов с Максимом Ягой во главе рванулась за городские ворота. Пригибаясь к земле, хоронясь за кусты и бурьян, они двинулись в сторону Снетогорского монастыря. Сотни глаз наблюдали за тем, как в тумане пасмурного рассвета они скрылись, слившись с кочками, кустами и пнями.
Вслед за ними вышел отряд Прохора Козы.
Быстро светало. От Петровских ворот прибыл гонец с вестью о том, что конные сотни вышли за ворота в обход войска Хованского, как им было указано.
Внутри города, за стенами, у самых Варламских ворот, стояло несколько сотен посадских, наскоро обученных в последние недели, разбитых на конные и пешие сотни, самых воинственных и жаждущих боя, хотя и вооруженных чем попало да как попало. Гаврила рассчитывал выпустить их в бой
Псковитяне нетерпеливо ждали знака к выходу за ворота.
Они затаились и слушали. Если в толпе поднимался говор, окружающие тотчас одергивали болтунов, чтобы не мешали прислушиваться… Со стороны Гдовской дороги раздались выстрелы, крики, но еще нельзя было видеть всего, что происходит.
Хлебник стоял на Варламских воротах рядом с Мошницыным. Звуки нарастающей битвы все явственнее и громче доносились с поля от опушки леса. Далеко впереди пронеслась вихрем конница. Чья? Московская или своя, от Петровских ворот?
Вдруг туча в небе раздвинулась, словно завеса, и из разрыва ярко сверкнуло солнце… Все стоявшие на стенах жадно всматривались в открывшуюся картину боя. Три подсобные сотни Прохора Козы, которые должны были отвлечь на себя внимание, делали свое дело – они нападали на новый острожек, пока Яга со своим отрядом обходил его через лесок.
Но Коза увлекся своим делом и не заметил, как на левое крыло его мчалась дворянская конница с тыла из Снетогорского монастыря. У стоявших на стенах псковитян защемило сердце при виде грозной и стройной силы дворянской конницы в пятьсот сабель, мчавшейся на отряд Козы. Вот-вот стрельцы Прохора не успеют спастись от сверкающих сабель, которые сбоку внезапно рухнут на их головы, искры посыплются у них из глаз, кровь хлынет из-под рассеченных шапок и шлемов, и многие полягут костьми.
– Пушкари! А ну, братцы! – воскликнул Гаврила, кинувшись к пушкам и торопясь, пока пространство еще разделяло псковитян от стремительной лавины дворянской конницы и псковские пушки могли разить по врагу, не вредя своим.
Пушкари уже сами сообразили, что делать, и возились у пушек, поворачивая их жерла.
– Вот сюды, на кусты наводи! – указывал пушкарский старшина.
Голос его был спокоен, не суетлив. Он уверенно приник глазом к пушке, выждал, когда дворяне достигнут кустов…
– Трави! – крикнул он…
Пороховой дым на несколько мгновений застелил от них поле битвы.
Когда дым рассеялся, хлебник с товарищами увидали, что дворянский отряд смешался, несколько коней бились, упав на дороге, другие неслись в сторону от дороги, а люди Прохора, заметив опасность, начали отступать под прикрытие стен…
Пушкари заново заряжали орудия.
– На развилисту сосну цель, братцы! – выкрикнул старшина пушкарей, разгоряченный удачей.
Дворяне тем временем оправились от удара, и лавина их, описав полукруг, повернула вслед отступающему отряду Козы.
– Трави! – выкрикнул старшина пушкарей.
Пушки рявкнули, а когда рассеялся дым, все увидали, что псковитяне успели приблизиться к стенам и теперь их можно было защищать со стен даже пищальными выстрелами.
В это время послышались крики справа: псковская конница от Петровских ворот вылетела наперерез конным дворянам. Ее увидали вовремя, но это смешало расчеты пушкарей, готовивших третий залп… Пушки вышли из строя и замолчали, чтобы не губить своих.