Остров, одетый в джерси

Востоков Станислав Владимирович

— Ну с этим-то мы как-нибудь справимся, — подумал я.

Олуэн сняла очки и глаза ее сразу уменьшились, сделались воробьиными. Она протерла линзы и посадила очки на нос, глаза опять выросли до совиных размеров.

— У меня рабочий день кончается в восемь! Все, опоздавшие к ужину, ничего не получат и будут расстреляны на месте.

Сказав эти мрачные слова, Олуэн повесила полотенце на плечо и вышла на кухню.

В это время у меня забурчало в желудке. Одного банана на обед мне было маловато.

Что

ж, придется помогать себе самому.

Я взял из шкафчика большую коробку сухого завтрака, потряс ею над тарелкой. Оттуда словно осенние листья посыпались кукурузные хлопья. Это были простые хлопья. Без изюма, и шоколада.

Затем я залил это дело молоком элитных коров.

— Ого-го-го-го! — думал я, наворачивая кашу из кукурузных, разбухших от молока, хлопьев.

Кумар и Мриген ограничились бутербродами с сыром.

— Сыр — полезный продукт, — сказал Кумар, поедая бутерброд. — Он продлевает жизнь и укрепляет стенки кишечника.

Поимев завтрак, мы решили осмотреть окрестности.

Я почему-то очень хотел увидеть, какой жизнью живут простые англичане. Но, вспомнив, что Джерси — остров миллионеров, я изменил свои планы и решил посмотреть хотя бы на миллионера.

Перед выходом Мриген долго причесывался и все спрашивал у Кумара, красиво ли выглядит?

Но едва мы вышли во двор, ветер налетел на Мригена и поставил его волосы шалашом.

— Вот теперь красиво! — ехидничал Кумар. — Вот сейчас хорошо! Не трогай!

Мы неспешно поднимались по аллее, которая в свою очередь поднималась по горе. Слева в ряд стояли клены и махали листьями, похожими на желтые растопыренные ладони. Только было не ясно, здороваются они с нами или же, наоборот, прощаются.

Справа лежал луг, огромный как футбольное поле. Собственно, он футбольным полем и был. Сотрудники зоопарка, как мы узнали позже, любили погонять на нем мяч.

Несмотря на то, что мы шли, а луг лежал, нам долго не удавалось от него оторваться. Наконец аллея влилась в шоссе, которое вело к столице. Здесь кончалось одно поместье — Ле Ное и начиналось другое — Лез Огр. Около дороги мне сразу стало как-то страшно, а потом еще больше страшно.

Вдруг я сообразил, что, гуляя, мы все время будем находиться в чьих-то владениях, откуда, в случае чего, могут и выдворить. Это пугало. Но выдворить-то нас можно было только снова в чьи-то владения. Это пугало еще сильнее. Жизнь могла превратиться в одно бесконечное выдворение.

В это мгновенье из поместья Лез Огр донесся до нас громкий рык и тут же сменился хохотом фазана.

Там располагался зоопарк.

Размеры владений джерсийских помещиков были такими, что их в пору было называть садовыми участками. В них отсутствовала обширность, связанная с нашим пониманием этого слова. Мы привыкли, что, если поместье, так — с десятком деревень,

да с рекою, да с лесом.

— Мужик, чей это лес?

— Помещицы Скоробогатовой, вашесокородие.

— А далеко ли до следующего именья?

— Далеко-о-о-о!!!

Какие уж тут деревни? Какая река?

Зато посреди каждого поместья костром полыхал ладный крепкий дом, сложенный из розового гранита. Над ним огненными языками поднимались красные башни. А из труб валил настоящий, черный дым. Тепло и уютно было смотреть на такой дом.

Дойдя до шоссе, я осторожно выглянул из-за поворота, чтобы убедится, не едет ли кто?

— Значиться, никто не едет, — вдруг сказал Мриген из-за моей спины.

— Как же ты видишь?

— Значиться, в зеркало надо посмотреть.

В зеркало, так в зеркало.

Я достал зеркальце из кармана и посмотрел в него. Там, и правда, никто никуда не ехал.

Мриген похлопал меня по плечу и показал пальцем на другую сторону дороги. Там стоял столб, а на нем висело огромное, как глаз кита, зеркало. Оно висело так хитро, что с обочины как раз можно было увидеть, едет кто-нибудь по дороге или нет.

Убедившись, что в зеркале над дорогой нет никаких опасных отражений, мы перешли шоссе и пошли по его обочине. Но это только так говорится «по обочине». На самом деле никакой обочины не было. От асфальта сразу начиналось поле, засеянное кудрявым клевером. Видимо, здесь по обочинам ходили мало. Потому что у всех были автомобили.

Кроме того, ходить по обочинам тут было опасно. Джерсийские водители никак не думали, что кто-то станет передвигаться тут пешим образом и потому нередко мчались, прижимаясь к самому краю дороги.

Но автомобиль нам, слава Богу, не повстречался. Зато нам навстречу откуда-то из-за куста выехал трактор. В нем сидел усатый тракторист, с ног до головы одетый в джерси. Ехал он, как ездят все трактористы — медленно и обдуманно. Но ширина его машины настолько точно совпадала с шириной дороги, что для нас на ней места уже не оставалось. Нам оставалось только одно — прыгать.

Гранитная стенка справа не давала возможности выбора. И мы прыгнули в кудрявый клевер слева.

Земля на поле оказалась мягкой, и мы ушли в нее почти по колени.

Проезжая мимо, тракторист высунул голову из окна и, улыбнувшись, прокричал:

— Доброе утро, джентльмены! А погодка-то какая! В самый раз укроп сажать!

Трактор выпустил синее ядовитое облако и уехал за поворот.

Медленно переставляя ноги, вынимая их и снова погружая в мягкий, как варенье, грунт, мы вышли на дорогу.

К счастью, тракторов больше не было.

— Наверное, они все на полях, — размышлял я. — Ведь сейчас самая жатва — жаркое время для тракториста.

Над нами пролетел одинокий скворец.