Остров, одетый в джерси
Шрифт:
— Какие подвижки? — закричал Томи. — Какие такие подвижки-задвижки? Люди умирают! Животные гибнут!
— И мы умрем, — сказал печально Наянго.
Боб шагнул к Томи, лицо его блестело от слез как хрустальный шар. Вытирая хрустальный шар масляной тряпкой, он протянул Томи ладонь.
— Разрешите мне пожать вашу руку, сэр!
— Подай руку господину Бобу! — зашипел Наянго.
Черная рука двинулась навстречу белой, и они соединились над пляжем, как символ братства и сотрудничества.
— Вы — настоящий патриот Земли!
—
— И я тоже! — обрадовался Боб. — Все мы единомышленники и соратники в деле борьбы за мир во всем мире! И, как единомышленников и соратников, я приглашаю вас к себе.
— Может, не стоит? — засомневался я, — поздно уже. Нам завтра на работу.
— А может, ты не хочешь мира во всем мире? — спросил Наянго, который явно хотел везде мира. — Раскольник!
— Нет, я не раскольник!
— Тогда, сэры, прошу занять свои места! Автомобиль проследует до станции «Дом Ле Суа» без остановок!
Спаянные одной мыслью, мы забрались в машину как братья.
— Не надо сэров, — говорил Боб, заводя мотор, — будем братьями! Ты не «против», брат Томи?
— Нет, брат Боб, я «за».
— И мы с братом Томи «за», — сказал Наянго. — Я ничего не перепутал, брат Томи?
— Нет, брат Наянго, но, как брат, хочу тебя попросить, сделай одолжение, не ешь столько чеснока!
— Сделаю, сделаю одолжение, брат Томи. Я ради брата даже лука в рот не возьму!
Земля оторвалась от машины и провалилась вниз вместе с замком и с заливом, который так невероятно любят серфингисты.
Вслед нам откуда-то с моря донеслось:
— Все хоккей!
И неизвестно было, кто это кричит. И непонятно, как это все может быть хоккеем?
Одно за другим мы пронзали созвездия Большой Медведицы, Кассиопеи, Лебедя. Потревоженные нами созвездия меняли свои очертания и становились ни на что не похожими.
Едва не сбив с неба серп месяца, Боб заложил крутой вираж, и автомобиль боком рухнул в воздушную яму. Яма эта оказалось глубока и широка. Мы никак не могли долететь ни до дна, ни до ее противоположного края. И все падали, падали, падали. Машина пыталась нащупать колесами воздух, но ощущала совершенную, первобытную пустоту. Оставалось надеяться, что на дне ямы все же скопилось немного воздуха.
Когда уже показались какие-то крыши, машина нащупала слабый воздушный поток и по нему скользнула на землю.
— Братья, вы не возражаете, если остаток пути мы проедем по земле?
— По земле, по земле! — раздался голос Наянго. — А-то в небе самолеты вон каких ям навертели! Не держит совсем.
— Ниже земли не упадешь, — подтвердил Томи.
— Почему же не упадешь? — удивился я. — Можно упасть. Под землей-то еще кое-что есть.
— Что? — удивился Наянго. — Камни?
— Магма.
— Как же ты туда упадешь?
— Можно, если в вулкан, например.
Томи этот разговор начал раздражать.
— Хватит! А? Завели, на ночь глядя, упадешь-не-упадешь.
— Разговор-то принципиальный, — не согласился
— Брат Боб, есть у вас вулканы?
— Нет, вулканов у нас нет, но это такая вещь, которая может в любой момент появиться. Как прыщ.
— Что все про гадости разные говорите перед сном? Не можете о чем-нибудь другом?
— Тогда, брат Томи, нужно поговорить о целебных сернистых источниках.
— Зачем?
— Они помогают избавиться прыщей.
Дорога бежала под машиной, гранитные стенки мелькали сбоку и улетали куда-то назад. Шевеля кронами, мимо проносились деревья. Вдруг прямо нас из-за какого-то куста выскочил дом и прыгнул к самому бамперу.
Машина затормозила, качнулась вперед, затем назад и, наконец, выровнялась.
— Станция «Дом мистера Ле Суа»! Просьба — освободить салон.
Я вышел и принялся разглядывать дом Боба, но ничего кроме освещенного крыльца разглядеть не сумел. Не понятно было, кончается ли дом сразу за крыльцом или продолжается дальше?
Боязно было заходить в такой дом. Из такого можно и не выйти.
Однако табличка на дверях утверждала обратное: «Гостеприимный хозяин Боб Ле Суа».
На коврике перед порогом имелась надпись: «Добро пожаловать!».
По колокольчику, что висел у двери, бежали кругом слова: «Не стесняйся!».
Боб взошел на крыльцо, дунул на табличку и протер ее рукавом.
— Заходите, не стесняйтесь, — пригласил Боб.
Мы вытерли ноги об «Добро пожаловать!» и вошли.
— А можно позвонить в колокольчик? — спросил вдруг Наянго. — Я с детства в колокольчики не звонил.
— Звони! — разрешил Боб.
Наянго вернулся на крыльцо и дернул за шнурок «Не стесняйся!».
— Спасибо, брат Боб!
— Мой дом, брат Наянго, твой дом. Ты понял?
— Понял, спасибо брат Боб, я тогда еще раз позвоню?
— Хоть десять!
— Наянго, уже двадцать два часа, — намекнул Томи. — Поздно.
— Я десять раз не буду, только один.
— Ох, Наянго, дозвонишься ты.
Мы послушали звон колокольчика еще раз.
Я разглядывал дом. Помещение, в котором мы стояли, начиналось как прихожая, но заканчивалось как холл. У него было три каменных стены и одна стеклянная. За нею виднелась лунная дорожка, перечеркнувшая залив. На ее конце, как желтый цветок на стебле одуванчика, сидела луна. Постепенно цветок побелел, отделился от стебля и поплыл в небо.
— Не стесняйтесь, — толковал Боб, — снимайте обувь, одевайте тапочки и чувствуйте себя как дома.
Одев тапочки, мы действительно почувствовали себя по-домашнему.
По коридору, длинному как подземный переход, Боб привел нас на кухню и усадил за круглый стол. На круглом столе, в круглой вазе, лежало множество круглых фруктов: яблок, апельсинов, винограда.
Абажур над круглым столом тоже был круглым. Квадратный шкаф в этой, круглой в остальном, обстановке огорчал.
— Не стесняйтесь, ешьте!