Остров острых ощущений
Шрифт:
То есть если еще не забрали, то уже до следующего лета не заберут.
Следующим летом они хорошо подготовились и снова отправились в экспедицию. Но ничего не нашли и чуть не попались. Прибыла группа зэков под охраной и стала что-то копать на соседнем острове. Генрих даже предположить не мог, что это будет. Два брата из-под Смоленска считали, что таким образом готовят место под фундамент. Клады так точно не ищут.
По пути домой пропал Роман, о чем мы уже знали. Генрих понятия не имел, каким образом и куда он исчез, и страшно испугался. Не стал ли кто-то в группе избавляться от конкурентов? Хотя вроде бы на этот раз ничего не нашли. В любом случае Генрих поставил бы на братьев из-под Смоленска. Николай на самом деле любил
Может, братья из-под Смоленска решили в следующий раз приехать сами, без питерцев? Генрих не знал и мечтал об одном – добраться до дома.
Он добрался, испытал невероятное облегчение и дал себе слово, что ни на какой Север больше не поедет. Братьев из-под Смоленска он больше не видел. Роман так и не появился, и Николай очень переживал. А потом убили самого Николая, и именно в той бане появлялся прапорщик Гена с супругой. Генрих поднял прошлогодние газеты, пошарил в Интернете, убедился, что прапорщик тот самый, который служил на острове и летал за ребятами, и решил, что ему лучше временно пожить с Испании.
– Кто, по мнению Генриха, убил Николая Свиридова? – поинтересовалась я.
– Вначале он сказал, что или прапорщик Гена, или братья из-под Смоленска. Узнав, что Генино жилье подверглось обыску, остановился на братьях из-под Смоленска.
– Зачем им было его убивать? Уже в Питере? Спустя столько времени после нахождения клада? Ради двух вещиц, которые находятся у него в квартире? Если статуэтка вообще чего-то стоит. Они рассчитывали до них добраться?
Иван Захарович развел руками и сообщил, что статуэтка у Генриха. Он обменял ее Николаю на какой-то фарфор. По мнению Ивана Захаровича (в частности, основанном на мнении эксперта Соломона Моисеевича), эти вещицы не стоили того, чтобы за них убивать. Мы, конечно, не берем в расчет никаких наркоманов. Но убивали не наркоманы и не гастарбайтеры, потерявшие работу. Здесь все явно было тщательно спланировано. Но вот кем и с какой целью, пока оставалось тайной.
Иван Захарович считал, что дело все-таки в кладе. Кто-то избавляется от тех, кто о нем каким-то образом узнал.
«А если не в кладе? – задумалась я. – Если причина в чем-то другом?»
Что это может быть? Все-таки какое-то оборудование части ПВО? Некие таинственные возможности, которые дают удаленные от цивилизации острова?
Мне казалось, что некто определил круг лиц, связанных с теми местами, и избавляется от них. Почему? Я не знала. Я вообще могла ошибаться, и все случившееся могло быть роковым стечением обстоятельств.
Настоятель отвел гостей к лодке, на весла сел немой Герасим и стал направлять суденышко по указаниям настоятеля.
На одном из островов, на самой оконечности, стоял огромный каменный крест.
– Сам Алексий его точил, целый год работал, – сообщил настоятель. – И место сам выбрал, и наказал потом накрыть всех, кто тут ляжет, каменными плитами. Монахи их сюда перевезут. Много их тут по лесам лежит. И точить не надо.
– Он за год знал, что умрет? – спросил старший брат.
– Больше, – ответил настоятель. – И готовился к смерти. Остров выбрал… Сказал, что эти места под воду уйдут, а потом снова поднимутся. И монастырь наш тоже окажется на острове – то, что останется от него. Поэтому и крест каменный стал точить, и плиты каменные завещал положить. Чтобы остались они на века.
Старая нянька испросила разрешения остаться в монастыре до тех пор, пока не пробьет ее смертный
Глава 18
Мы уже собрались рассаживаться по машинам после сытного ужина, обеспеченного Иваном Захаровичем (планировалось ехать на двух джипах), но кто-то из прислуги позвал к телефону Виталю как первого помощника Сухорукова. Самого шефа напрямую не беспокоили – как правило, Виталя решал, кого соединять с патроном, а с кем разбираться самому. Чаще всего он именно так и делал или переключал на стоящих ниже его самого в иерархии созданной Иваном Захаровичем империи. Случалось, Иван Захарович брал трубку сам – но это или когда он пребывал в прекрасном расположении духа, или, наоборот, – в состоянии дикой ярости. А сколько он трубок разбил за свою жизнь… Средняя российская семья на их стоимость вполне могла бы прожить пару лет.
Виталя вскоре вернулся в «залу», как именовалась эта комната с огромным столом, за которым вполне можно было собрать батальон народу, и выражение лица у него было странным. Что-то явно случилось, и Виталя не мог найти решения. С ним, с его наглостью и самоуверенностью, такое случалось редко.
Иван Захарович тоже заметил, что с Виталей что-то не так, и рявкнул:
– Ну?!
– К вам приехал лесник, – сообщил он шефу.
– Какой еще лесник? Куда приехал? У меня пока еще даже леса нет! Так, небольшой участочек, примыкающий к даче… Кстати, а это мысль. Давно пора какой-нибудь лесок прикупить…
– Лесник приехал в ваш загородный особняк с каким-то важным сообщением. Заявил, что будет разговаривать только с вами лично. Ребята сказали, что он выглядит как-то странно… Ну как из прошлого века. То есть позапрошлого – девятнадцатого. Он из тех мест, куда мы собираемся.
Иван Захарович принял решение мгновенно.
– Все по машинам и в особняк!
Мы планировали ехать ночь, когда на дорогах мало машин. Мне удалось немного поспать после работы, и вообще я могу спать в машине. Тем более за руль мне садиться никто не предлагал. И без меня было кому вести. Для этого планировались два водителя, которые также будут выполнять роль помощников Витали во всех делах. Но когда же мы выедем теперь? И дорога займет больше времени. Ведь из загородного особняка Ивана Захаровича получится дополнительный крюк, которого можно было избежать, выезжая из городской квартиры.
Но раз этот странный лесник прибыл, с ним обязательно нужно поговорить.
Появлению неизвестного человека у дверей особняка Ивана Захаровича никто не удивился. Мы знали, что к нему, как в свое время к царю, а потом к Ленину, гонцы идут из разных мест, в основном с челобитными. Кое-кого я видела. Просьбы и сообщения могли быть самыми разнообразными. Но раз лесник из интересующих нас всех мест…
Это оказался крупный мужик с волосами почти до плеч, окладистой бородой и усами, возраст которого я определить не могла даже примерно. И в волосах, и в бороде имелись седые волосинки. Борода фактически лежала на груди. Хозяин явно ее любил и тщательно за ней ухаживал – или сделал это перед поездкой в город. Лицо было загорелым дочерна, обветренным, руки – рабочими. Костюм сидел на нем, как на корове седло. Похоже, что это был единственный костюм, который висел в каком-нибудь дальнем шкафу и использовался для выходов «в люди». Со времени покупки мужик сильно раздался в плечах. В целом он чувствовал себя в костюме и ботинках некомфортно. И в особняке Ивана Захаровича ему тоже было не очень комфортно. Но Ивану Захаровичу особняк теперь положен по новому статусу (как и фонтан, статуи, ангелочки и прочее), да и, надо отдать ему должное, Сухоруков в последние годы сильно полюбил комфорт. Вероятно, компенсирует недополученное в молодости «на северах».