Остров Тамбукту
Шрифт:
Смит и Стерн были в каюте плантатора. Мы появились неожиданно, незамеченные ими.
— Это Зинга, дочь вождя Боамбо, — сказал я, вводя Зингу в каюту.
Смит стал с канапе.
— Дочь вождя? — удивился он. — Значит, принцесса острова?
— Пусть будет принцесса, если вам это нравится...
— Почему нет? — сказал Смит, поклонившись Зинге. — Вождь любого племени является маленьким королем. Я очень польщен, мисс...
Он подал руку девушке, готовый поцеловать ее руку, но она отвернула от него голову и смущенно посмотрела на меня, словно хотела сказать: «Почему
— Ведь это она присутствовала на нашей казни, не так ли? — спросил меня капитан.
— Она самая, — подтвердил я и, указав Зинге мягкое кресло, усадил ее.
Зинга неуверенно села. Все, что она видела в каюте, было ново для нее. Она робко оглядывалась с детским восторгом, и все ее поражало. Увидев свое отражение в большом зеркале, она отпрянула от неожиданности и восхищения. Она приблизилась к зеркалу, всмотрелась в отражение стройной фигуры, смуглого лица, белых зубов, черных волос, а когда встретила собственный взгляд, прищурила от удовольствия свои черные глаза. Она впервые видела себя в большом зеркале и, судя по всему, осталась довольна собой.
Смит заметил, что зеркало ей понравилось больше всего другого, и попросил меня сказать, что дарит ей его.
— Мисс Зинга, — торжественно начал плантатор, — я англичанин. Несчастный случай привел меня на остров высочайшего вашего родителя. Я надеюсь, что он окажет гостеприимство человеку, потерпевшему кораблекрушение.
— Что он говорит? — спросила меня Зинга.
Вкратце я объяснил ей, в чем состоит просьба Смита.
— Мой отец, ты его знаешь, но Арики не согласен, — сказала Зинга.
— Что она сказала? — спросил Смит.
— Принцесса острова Тамбукту приглашает вас завтра на обед во дворец ее отца, — пошутил я.
Коньяк, которым нас угостил Смит, еще больше развеселил всех. Даже Зинга выпила, морщась, несколько глотков. Но шоколад больше ей понравился. Смит поднес ей целую коробку шоколада и бутылку коньяку для отца — «короля» Тамбукту.
Лучи заходящего солнца проникли через иллюминаторы и загорелись в зеркале. Скоро наступят сумерки. Пора было нам отправляться в обратный путь. Смит в последний раз расшаркался перед Зингой и еще раз засвидетельствовал почтение ее «высочайшему» отцу. Когда наша пирога отчалила от яхты и направилась к берегу, я спросил Зингу, понравилась ли ей большая пирога.
— Понравилась, — ответила она.
— А пакеги — плохие люди?
— Нет, не плохие. Но почему тот все время вертелся как обезьяна?
Она не понимала, что поклоны Смита означали уважение к ней. Когда я ей сказал, что в своей стране плантатор был «калиман биля» — большой и сильный человек, она удивилась. Как может такой сухой, слабый человек быть сильным? По ее мнению я был гораздо сильнее Смита потому, что мои мускулы были здоровее. Она видела силу человека в его физической силе, а не в его богатстве.
Вечером Зинга рассказала своим родителям о том, что она видела на большой пироге пакеги. Они ее слушали затаив дух и с удивлением. Зинга дала им по кусочку шоколада. Он всем понравился, а старая Дугао с добродушной улыбкой спросила, не растет ли шоколад на деревьях. Боамбо
— Тацири! — облизал он губы.
Коньяк понравился и Амбо. После нескольких глотков он развеселился и заметил, что если пакеги дадут Арики побольше этого питья, то он согласится на все.
— Амбо прав, — сказал Боамбо. — Если у пакеги есть много этого питья, Арики не бросит их в Большую воду.
— Найдется, — кивнул я головой. — У нас его столько, что Арики не сможет выпить за три луны. Пакеги дадут Арики много подарков.
— Я поговорю с Арики, — обещал Боамбо. — И отнесу ему немного этого напитка. — И выпив еще глоток коньяку, он зацокал языком: — Тацири! Хе-хо! Пакеги — умные люди...
Коньяк слегка затуманил ему голову.
Стало уже поздно. Я распрощался с семьей вождя и отправился домой. Ночь была темная. Ветер, насыщенный влагой, шелестел листвой деревьев. Приближаясь к моей хижине, я услышал шаги и остановился под большим деревом, ветки которого спускались почти до земли. Из мрака выплыла фигура человека. Он прошел мимо, не замечая меня, в сторону моей хижины. Это был Амбо, сын вождя. Он вошел в хижину и, не найдя меня, сел перед открытой дверью и запел:
Пая, пая, карара, карара-а-а-а. Канеамея караре, караре-е-е-е... [17]Голос его звучал тихо и печально, полный горя и томления. Я подошел и положил ему руку на плечо, решив поговорить с ним откровенно. Я сказал ему, что отлично понимаю его горе и знаю все...
— Что ты знаешь? — отступил он от меня.
— Знаю то, что должен знать. Если ты думаешь, что я виноват, скажи прямо.
— Нет, нет, ты не виноват. Один Арики виновен — и никто другой.
17
Пая, пая — копают, копают, Канеамея копает, копает...
Он тряхнул головой, словно приняв какое-то решение, подошел ко мне и взволнованно спросил:
— Ты мне друг или нет?
— Ты сомневаешься в этом?
— Нет! Приятельство не похоже на ветер, который часто меняет направление. Слушай... Имеются ли в пироге пакеги много уди, которые испускают гром?
— Найдется.
— Ты мне дашь одну?
— Конечно!
— Нана — хорошо! Не забывай обещания.
— Если хочешь, я научу тебя стрелять, — сказал я равнодушно, как будто мне это было безразлично.
Он молча пожал мне руку.
Сев на пороге у открытой двери в мою хижину, скрытые во мраке непроглядной тропической ночи, мы походили на заговорщиков... И тогда я понял, что Амбо хочет убить Арики. Хочет убить его из ружья, которое я должен ему дать и научить его стрелять. А это значило стать его соучастником в убийстве. Я сказал ему:
— Слушай... Я знаю, что ты хочешь делать...
— Молчи! — прошептал Амбо.
— Это очень плохо, понимаешь? Очень плохо...
— Молчи! — повторил он.