Остров тайн
Шрифт:
Шли молча, каждый погруженный в свои мысли. И, наверное, все думали об одном и том же…
Годфри пробежал мимо вахтенного, заперся у себя в каюте. Дрожащими руками достал из шкафа бутылку виски, расплескав добрую половину, налил в стакан. Зубы стучали, горькая жидкость стекала по подбородку, пролилась на костюм. Клайд завернулся в одеяло, бросился в кресло… Дрожь не унималась. Тупо глядя в одну точку, он пытался привести мысли в порядок, но они то мчались в каком-то бессмысленном хороводе, то холодными каменными глыбами ложились на темя… Дважды
*
Прошло три часа. Клайд проснулся. Шея затекла, неудобно повернутая голова разламывалась. Сжимая виски, он встал. Его мутило, тело покрылось испариной. Шатаясь, он прошел в ванную.
Открыв до отказа краны, разделся, с наслаждением лег в теплую воду, чувствуя, как кровь отливает от головы. Мозг снова четко заработал, но мысли были отнюдь не радужными:
— Черта мне нужно было сообщать шефу о пленном!.. Болван, испугался ответственности. Где он теперь, этот пленный?!
Он включил электробритву, посмотрел на себя в зеркало: на левой стороне подбородка расплылся кровоподтек: вот почему до сих пор болит челюсть!
Пока Клайд брился и одевался, он обдумал дальнейшие действия: русский, наверно, уже у своих. Надо полагать, они тут же свяжутся со своим центром. Оттуда пошлют помощь. Как? Самолетом? Вряд ли — приземляться негде. Значит, в ближайшее время можно не ожидать никаких сюрпризов. А за это время он разделается с теми, что на острове!.. Международную огласку они тоже едва ли дадут: очевидно, русские весьма заинтересованы в сохранении тайны острова…
Годфри позвонил вахтенному:
— Передайте капитану, что я жду его у себя. Когда Уэнсли, низко согнувшись, чтобы не задеть дверной косяк, вошел в каюту, Клайд был уже одет, причесан. Подбородок — сильно напудрен. Уэнсли опустился в кресло.
Годфри притушил сигарету. С самого начала пути у них с Уэнсли сложились довольно холодные отношения, которые постепенно перешли в открытую неприязнь. «Досадует, что до сих пор дальше капитана третьего ранга не пошел и что попал под мое командование», — подумал он.
Капитан, сколько у вас свободных людей?
Свободных? Ни одного. Вы приказали взять лишь самый необходимый состав, что я и сделал.
Годфри пропустил мимо ушей последнее замечание.
В таком случае сколько у вас вообще человек?
Не считая вас, капитан-лейтенант Годфри, господ офицеров и пассажира Кента, на «Фэймэзе» было девятнадцать человек. Радист лежит с переломом ребер, у Бена сломана рука, — по мере перечисления Уэнсли загибал пальцы, — Хэпсона унесло волной, Рокк на гауптвахте, — он поднял глаза на Годфри, тот стоял против света, и лица его не было видно, — мне старшина передал, что вы распорядились отдать его под суд, — он согнул еще один палец. — Это четыре. Пятый — Бернер. Кстати, что прикажете
Спустить в море!
Есть спустить в море. Итак, сэр, пять человек выбыло из строя. Осталось четырнадцать. Из них двое несут вахту на захваченном вами советском судне.
Годфри соображал: оставить на «Фэймэзе» капитана, старшего механика и двоих матросов… Это составит отряд из двенадцати человек. С ним — тринадцать. Тринадцать?! Никак! Оставить и помощника капитана. Без офицеров даже лучше: в случае чего — меньше шума будет. Двенадцать человек… И русских около этого… Маловато, но ничего не поделаешь…
— Капитан третьего ранга!
Почувствовав в тоне Клайда приказ, Уэнсли встал, вытянул руки по швам:
Слушаю, сэр.
Через сорок пять минут приготовить к отправке на берег десять человек команды. Придать им Тома Кента. Вооружить отряд тремя ручными пулеметами с достаточным количеством боеприпасов. Каждому — автомат с тремя запасными обоймами и по пять ручных гранат. Да! Каждому по электрическому фонарю с резервными батареями. Ну, и там все прочее, что полагается. Отряд поведу я. Исполняйте приказание!
Есть, сэр, исполнять приказание.
Вот уже больше часа Максимыч идет по колено в воде. Вернее, не идет, а, отталкиваясь от одного дерева, прислоняется к другому… Немного постоит и снова отталкивается… Палку он потерял. Колючие кусты, обломанные тростники царапают лицо, тело, рвут и без того рваную одежду. Труднее всего, когда приходится перелезать через переплетения лиан или плавающие бревна… Иногда целое дерево вместе с кроной и корнями лежит, полузатонув в зловонной, покрытой зеленой тиной, стоячей воде. Колено он уже почти не чувствует. Его знобит, крупные капли пота стекают по лицу. Хорошо еще, нет мошкары. Но цикады, цикады!..
Боцман прислонил голову к дереву, прикрыл глаза…
— Вперед, Максимыч, полный вперед! — смазал с лица пот, высмотрел следующий ствол, оттолкнулся.
Дно вроде повышается? Точно, повышается. Только щиколотки в воде. А там, вот у тех деревьев, совсем сухо. Неужели дошел до холмов?..
Максимыч согнул длинный бамбук, надавил — бамбук переломился. Опираясь на него, как на костыль, пошел быстрее… Или это ему только кажется?..
Он чуть не упал — хорошо это дерево оказалось тут… Ага, понятно: он заснул. Бывает!.. Значит, снова спуск, значит, холмов еще нет…
Максимыч приподнял голову. Первое, что он увидел — в нескольких метрах поваленное дерево… Дерево-то небольшое, но через него придется перелезать! Приподнял голову выше… Усталость, боль — словно их и не было!
— Река! — Ему показалось, что он прокричал это слово на весь лес. — Река! Течет на юг!.. Она тут же, за деревом…
Максимыч шагнул, со стоном покатился по склону. Ударился спиною о дерево. Оно сдвинулось чуть-чуть, но задержало его.
Он сел, руками охватил распухшее колено. Стиснув зубы, слегка покачиваясь взад — вперед, немного посидел.