Остров традиции
Шрифт:
– Невелика беда, что закрылся оперный театр. Можно слушать маленькие ночные серенады, не сходя с собственного балкона.
– Он несчастен, - сказала Натали.
– Помнится, когда-то твои ушки вяли от подобных слов...
– Но если они идут из сердца...
– Тогда впору обращаться к кардиологу, - заключил Конрад и выкинул непогашенный окурок. Красная точка, повинуясь земному притяжению, бесшумно врезалась в мокрый асфальт и приказала долго жить.
– Натали, я в городе не просто так. Вот у меня тут инструкция...
– жестом факира хотел Конрад изъять список дел, но театральный эффект, увы, пропал - на пол упали две пресловутые фотокарточки.
Конрад поспешно бросился подбирать, а Натали словно и не
– Женский почерк!
– воскликнула она обрадованно. Чеканное слово "Анна" объяснило ей, почему Гость Из Прошлого в настоящем ведёт себя пристойно.
Такое объяснение, ясное дело, Конрада не удовлетворило.
– Как видишь, работаю снабженцем у частных лиц. Типичная для нашего времени профессия.
– А-а...
– опять Натали растерялась: говорить неправду и вилять этот убогий не умел никогда.
– Вот, всё это мне нужно завтра-послезавтра обтяпать. И... одна просьба личного характера. Средство от клопов у тебя отыщется?
Натали предложила:
– Хочешь, видик посмотрим?
– Эк удивила... теперь на каждом углу видеобар.
– Ну, далеко не на каждом...
– МТБ никудышная, а то бы... Народ жаждет заполнения культурного вакуума... Чего там у тебя - про качков или порнушка какая?
– Ну, не без этого... А есть "Кабинет доктора Калигари", хочешь?
– (Конрад замотал головой).
– "Сталкер", кстати, есть, - тебе вроде нравился?.. Нет? А Элвиса Пресли лайв?
– Во, давай, мать, Элвиса Пресли.
И очаровательный обаятельный щёголь корячился на чудо-экране добрых полтора часа, распевая инфантильные куплеты о голубых башмаках и разбитых сердцах.
Натали рассказывала о секретах снабжения.
– Конрад, ты лучше не дрыгайся - бесполезно. Только расстроишься. Кое в чём я тебе помогу, ладно? Но... люди всё знакомые, будут спрашивать: зачем?.. для кого?..
– Врать ты, кажется, умеешь. Скажешь мужу: подруга приезжала.
– Какие у меня подруги, Бог с тобой...
После мозгового штурма решили действовать через Лизхен Шуберт. К той вполне мог приехать кто-то из родни.
Манила, точно фата-моргана, вкусная вывеска магазина "Молоко". На самом деле давно переименовать было б можно: магазин "Маргарин". Да упустили время, теперь и маргарин исчез.
– I"m so lonely, babe, - возрыдал Элвис с экрана. Конрад расчувствовался и стал в такт раскачиваться в кресле. Заметив, что бывший муж доволен, Натали удлинила видеосеанс: теперь для них пел герой недавнего прошлого, эффектный скиф с раскосыми и жадными глазами, пожелавший тем, кто ложится спать, спокойного сна.
Натали вспомнила, что ей завтра к восьми на работу, Конрад - что прошлой ночью его сон был неспокоен. Они попрощались: рукопожатие, чмок в щёчку.
И притом он сказал:
– Натали. Я сильный. Я сберёг целку в жопе.
Истинных героев стороной обходят награды. Не оценила Натали.
Без особой охоты Конрад вечером подгрёб к улице Энгельса, и среди обшарпанных, ржавого цвета складских помещений ему выдали всё, что значилось в списке Анны. Крупы, макаронные изделия, консервы, краску, полироль, средство от клопов - длинный список артикулов, не уместившийся в каталке, в связи с чем пришлось покупать ещё одну и набивать её под завязку. Лично для себя Конрад сумел выпросить два блока сигарет. Даже с учётом этих непредвиденных трат заплатить пришлось ощутимо меньше, чем предполагалось. Кроме того, Конрад получил небольшой аккуратный пакетик с надписью: "Анне Клир, лично в руки" - надо думать, особый презент.
Ссутулясь, сгорбившись, Конрад с трудом довёз обе каталки до гостиницы и стал мозговать, как бы защитить их в обратном поезде от чужих посягательств. Ничего, впрочем, не придумал. К счастью, обратный путь прошёл без эксцессов, если не считать изрядно помятых боков. В этой поездке ему явно бабушка ворожила.
Из "Книги
Тот, кому на одной шестой части суши и в сопредельных странах довелось прославиться под именем Землемера, был единственным сыном техника и табельщицы. Отец покинул семью, когда мальчику было три года, и с тех пор он его ни разу в жизни не видел. Жили скромно, зарплаты матери едва хватало на еду и самые необходимые игрушки типа резиновых зайцев и пары простейших машинок. Солдатиков и радиоуправляемых моделей мальчик не получал. Ходил в том, что мать самостроком шила из старых лохмотьев, за что в детсаду и в школе не раз именовался "чушком".
Мальчика отдали было в детсад на пятидневку, но вскоре перевели на обычный режим - он так часто простужался, что мать не слезала с больничных и день-деньской потчевала чадо касторкой, банками и горчичниками. Мальчику выписали диагноз "хронический бронхит" и заподозрили даже астму, что, впрочем, не подтвердилось. Но даже когда ребёнок выздоравливал, большого труда стоило матери вытолкать его за дверь квартиры. В детский сад он категорически идти не хотел, опасаясь издевательств сверстников. Кроме непрезентабельной одежды, поводом для насмешек служила крайняя неловкость и малосильность будущего Землемера. Издевательства продолжились затем и в школе, где у ребёнка отнимали каждый сбережённый матерью грошик и положенные школьные завтраки. За себя постоять мальчик не умел, и частенько ему устраивали "тёмную": просто так, в силу полной беззащитности жертвы. Однажды сломали нос, однажды - руку, в пятом классе впервые полоснули ножом. Мать не имела соответствующих связей, чтобы призвать обидчиков к ответу. Друзей у Землемера, который тогда звался просто "чушком", не было. Учился он плохо, туго усваивал материал, и учителя считали его тупым и недалёким. Мальчик проводил всё свободное от школы время в своей комнате, на улицу носа не казал, только читал приключенческие книжки и рисовал, пока хватало бумаги, а когда не хватало - то на книжках, в том числе библиотечных, и прямо на обоях. Рисунки у него были примитивные, палка - огуречик, и не сразу мать смекнула, что рисует он преимущественно сцены совокупления мужчин и женщин. Смекнула уже когда начался запойный, не знающий удержу онанизм. Мать водила сына к врачам различного профиля, к попам и к бабкам-знахаркам, но всё без толку - едва она выходила за порог, сын беспрестанно дрочил. Летом она вывозила его за город, в деревню к тётке - он и там забирался с книжкой в дальний угол участка, но двигался в чтении крайне медленно, так как, прочтя пару страниц, принимался за вечное своё грешное занятие. Деревенские из-за забора дразнили нелюдимого мальчугана и расстреливали его из рогаток.
Когда будущий Землемер с горем пополам перешёл в восьмой класс, матери перепала путёвка на южноморский курорт. Она поехала вместе с сыном и вскоре об этом пожалела. По соседству жила шестнадцатилетняя девица из столицы, у которой было много модных тряпок и формы на зависть зрелым бабам. Мальчик словно ополоумел и молча преследовал девицу всюду - на пляже, на экскурсиях, в гостинице. Так продолжалось, пока девица не пожаловалась местным, с которыми к тому времени сдружилась - и те отделали сына табельщицы под орех, лишив его множества уже постоянных, коренных зубов и сломав ему ногу. С тех пор Землемер по сей день едва заметно прихрамывает и старается пореже ходить пешком.
В девятый класс хромого мальчика не взяли. Как и многих других неуспевающих отроков губернского города его определили в землемерное училище имени Хрубеша. Там он учился по-прежнему спустя рукава, но начал посещать качалку и кое-как стал контактировать с сокурсниками. Кроме того, в отличие от всех от них он всерьёз заинтересовался личностью того, чьим именем названо училище, особенно его террористической деятельностью. Он стал читать книги о нём и даже ошивался возле архивов, прося взрослых исследователей из местного пединститута скопировать ему документик-другой из жизни кумира. Впрочем, долго учиться юному фанату Хрубеша в училище его имени не довелось.