Остров традиции
Шрифт:
– Вы какое дело раскапываете?
– директриса запахнулась в шаль.
– Да всё то же, - проболтался Конрад.
– Вашего бывшего воспитанника.
– Ах, бывшего... У нас почти все нынешние на учёте в полиции состоят. Рассказать?
– Да нет...
– сказал Конрад и осёкся.
– Нет, что вы! В другой раз...
Больше он ничего не мог сказать. В который раз он счёл себя полнейшим идиотом. А тут ещё наряд директрисы отвлекал его внимание. И посреди "допроса" Конрад вдруг заметил, что хотя размерами, формой и цветом директрисина шаль напоминала аннину, рисунок её был совсем другой. Особенно явно это стало, когда
В урочный час он заявился к Натали.
Они ступили на семь вылизанных метров кухонного линолеума. Стерильными посудинами набиты пластиковые шкафы. Самодовольно рокочет исправный холодильник. Видишь своё отражение в эмалированной электроплите, отдраенной до блеска, о пяти конфорках; любезно водрузила на неё Натали миролюбивый пузатый чайник со свистком.
– Чай или кофе?
– Кофию хочу. Вкус уже забыл.
Он на сердце плохо действует...
– Последний раз в жизни - кофе! Полцарства за чашку кофе! А там помру от разрыва сердца, гори всё огнём... Мама дорогая!..
Колбаса... блаженной памяти колбаса цвета здорового младенца аккуратными кружочками стелилась из-под нестрашного ножика Натали. Конрад хапнул по ошибке сразу два куска и... проглотил язык.
– Наталихен, солнышко, неужто это наяву...
– прорыдал, наконец, осчастливленный бывший муж.
– Ну вот, вовремя ты поспел... как раз нам заказ выдали...
– Спецпаёк?
– Ну брось... Конечно, заказы у нас чаще и лучше, чем в других местах. Раз на раз не приходится. Вот с прошлого раза печенье... ты, по-моему, не любишь печенья...
Ишь память у чекисток...
– Киска, о чём ты?! Когда это было?! Давай!!!
– и слюнки текут, хоть слюнявчик повязывай.
– Эх, бедный-голодный...
– очень мило и очень искренне смеялась-улыбалась бывшая жена.
Как будто чудесная машина времени перенесла Конрада лет на десять назад, в сонную эпоху сирого убогого уюта. Жили не богато, но терпимо. Ах, эти вышитые цветочками держалки для кастрюль, эти облупленные портреты шоу-див, налепленные по настенному кафелю, этот натуралистичный силуэт пышнощёкого малыша неглиже на двери клозета, эти узорчатые маслёночки-солоночки... этот вкус... этот запах...
С умилением глядела Натали в чавкающий рот Конрада - так когда-то смотрели, поди, одинокие солдатки на нашедших у них в доме приют и успокоение, разомлевших от нежданного тепла беглых каторжников.
– Несчастный... некормленный...
– всё ворковала она, хохоча, но без тени стёба. И навалила на тарелку добрый килограмм пышущей разваренной картошки. Гость победоносно и хищно кинулся поглощать. Скорми она ему целый гастроном десятилетней давности - умял бы, не лопнул.
– Ну... ты как живёшь-то?
– спросила Натали, провоцируя.
– Провоцируешь, - сказал Конрад.
– Конрад, ну ты хотя бы работаешь? Сейчас ведь с тунеядством...
– Натали, закроем митинг.
– Ну, погоди ты. Я серьёзно. Ты ещё помнишь языки?
– Фак, кант, прикнесс, аллон занфан
– Слушай, а серьёзно?
– Кому они нужны окромя вашей шарашки?
– Это подумать надо...
– Натали задумалась.
– Лапонька, подумай лучше о чём-нибудь другом. Полагаю, есть о чём.
– Да ты что... мне ведь... я просто могу спросить там у одного...
– Натали, окстись. Меня нет. Всё хорошо.
– Ну как нет, когда вот он ты - есть.
Становилось уже неприятно, да вот всё не мог Конрад изыскать способ положить конец этой мутоте. Наконец, просто хлопнул кулаком по столу со словами:
– Растудыть, Натали. Зачем столько о грустном?
– Ну, расскажи что-нибудь весёленькое...
– усмехнулась Натали, будучи на двести процентов уверена в том, что ничего весёленького бывший муж не расскажет. И ошиблась. Поднатужившись, Конрад вспомнил десятка полтора слышанных вполуха афоризмов армейской мудрости. И не беда, что для женских ушей вроде не предназначены - уши сволочных женщин ко всему привычны, загрубели-огрубели, коркой покрылись.
Вон, и постоянно щебечущее на кухонном столе радио самый популярный шлягер сезона передавало, незатейливо названный популярным автором-исполнителем "Соси". Всё гениальное - просто. Четыре синтезатора в унисон вели мелодию, состоящую из звуков ре и ми, электрический ударник очень к месту выдалбливал сильные и слабые доли, а расфуфыренная примочками гитара монотонно мяукала свежие и неожиданные гармонии: ми-минор - ре-мажор. Вскоре в этот бесподобный драйв вписался проникновенный визг прославленного солиста.
– Без хуя - плохо!
– завывал солист.
– С хуем хоро-шо!
– с готовностью отзывались девочки на подпевках.
За дверью кто-то душераздирающе и антипищеварительно вторил самой популярной песне сезона. То свирепый пёс Рокки просился погулять. Даже хорошо, что он сбил самозваному гостю аппетит - за ушами трещало-трещало, вот-вот из ушей полезет. Радушная хозяйка пошла выполнять заказ четвероногого друга, а Конрада препроводила в комнату, чтоб не скучал, заморские журнальчики полистал.
Но того мало занимали советы мужчинам, желающим забеременеть, шаблонный эпатаж интервью с поп-звёздами, смазливые смуглянки, реклама суперэлектроники, суперпарфюмерии и суперкрасот Таити. Текст он схватывал через слово - всё позабыл... к тому же беременеть не собирался, попсу не слушал, а тёлок таких, как и парфюмерную электронику увидеть живьём не чаял и в отпуск на Таити не собирался - хотя бы за отсутствием отпуска.
Вместо этого его взор, оттаявший от сытости, заскользил по комнате. И здесь та же мещанская идиллия прежних златых денёчков... куда-куда вы удалились... Вся мебель одностильная - гарнитур называется, в серванте - хрусталь и морские ракушки. Тут же видеомагнитофон - видеорай, видеосон.. На столе персональный компьютер, начатый перевод - химия полимеров, не какие-нибудь вам термоядерные бомбы... На полу - ковёр с ориентальным орнаментом, на стенах - опять же ковры. На одном из них изображена некая элегическая усадьба с прудом, по которому, выгнув шеи подковами, плавают белоснежные лебеди, а на берегу полненькую томненькую хозяйку с локонами Мальвины держит за руку отрешённо-самозабвенный страстнеющий штюрмер-унд-дренгер.