Остров живых

Берг Николай

– Знаем. Монетодворские проболтались… Как бы случайно… – опять ухмыляется на пятьдесят процентов Крокодил. Иголки забавно двигаются, словно он и впрямь стал дикобразеть.

– Ничто не расходится так быстро, как тайна, – замечает лицемерным голосом Бурш, – а значит все пойдет по накатанной дорожке. Сначала монеты из драгметаллов, потом дешевые бумажки, потом инфляция… Что ж, это показывает, что человечество не умерло.

– Что еще тут в столицах слышно?

– Беженцы из Эстонии прибыли вчера. Как их корыто столько народу уместило, непонятно. Тридцать девять человек на мизерных размеров катеришке. Эстонцы опять

отмочили апостол.

– Не томите? Что-нибудь замедлили?

– Наоборот, нашустрили. Есть у них такая артель отморозков Кайтселийт. Создана под соусом борьбы с русскими оккупантами. Дескать, вот, разумеется, русские опять кинутся оккупировать эстонское свободное королевство, а тут им и встанут поперек горла храбрые эстонские партизаны. Факт тот, что этим долбозвонам разрешено официально иметь автоматическое оружие, и в отличие от нормальных эстов они это легальное оружие все время пользуют в разных сварах. По уму эту банду давно было бы пора разоружить, но тут же политика. В общем, эти кайтселитовцы взялись бороться с русскими оккупантами. Для начала расстреляли несколько десятков человек за Кохтла-Ярве. Ориентировочно половина евреев, половина рожей не понравилась и не на том языке разговаривала.

– Евреев-то с чего? – удивляется Крокодил. Потом спохватывается: – Это я так, сдуру ляпнул, Эстония же…

– А чего Эстония-то? – в свою очередь, удивляюсь я.

– Прискорбна грамотея уму просвещенному дикость неученая, – отвечает Бурш.

– Эстония и Литва уже в сорок первом году отрапортовали немецкому руководству, что стали полностью «юденфрай». И что характерно, действительно там всех практически евреев ликвидировали физически. Причем без немецкого участия, строго самостоятельно. Эсты, правда, в основном стреляли, литовцы, как народ практичный и экономный, убивали дубинами и всякими прочими такого же рода приспособами. Сейчас-то об этом не принято было говорить, потому как они же боролись с коммунизмом и Россией и потому их нынче любить за это надо, но факт место имел. Видно, решили повторить…

– Вот-вот. Дальше у кайтселитовцев началась драка с полицией. В Кохтла-Ярве большая часть полицейских русскоязычные, так что были нынче в тишайшей Эстонии уличные бои. Еще и какие-то подразделения эстонской армии в это дело ввязались, причем на обе стороны. Боями назвать, наверное, трудно, потому что обе стороны такому делу необучены, но резня все же получилась. И все совсем худо стало, потому что расстрелянных не добили толком, подранков много в ходе перестрелок образовалось, гражданским от души прилетело. Во всяком случае, спасшиеся рассказывают о каком-то жутком Жид-Медведе, который неподалеку от места расстрела первого появился. Судя по рассказам, очень солидных размеров морф. И не один. Вот люди оттуда и дернули на первом же попавшемся плавсредстве.

– Н-да… Не зря Званцев толковал о возможных визитах соседушек…

– Званцев – это кто? – спрашивает Бурш, начиная вытаскивать иглы из физиомордии пациента.

– Посол Кронштадта в Петропавловке. Или наместник. Или комиссар.

– А, слыхал. Тут вот еще что, коллега… – Бурш задумывается. Изображаю полнейшее внимание. – Произошел инцидент, пользу которого никак не понять, но к сведению принять стоит. Может быть, и пригодится.

– Весь внимание.

– Нами проводилась спасательная операция по доставке сюда нужного в работе

специалиста – нейрохирурга. Все перипетии описывать не буду, говоря по сути дела, оказалось, что он один из своей семьи живой остался. Но не в своем уме, причем сильно.

– Извините, конечно, но это как раз обыденное сейчас явление, – бурчит сапер.

– Верно. Только тут был нюанс: он находился в своей квартире вместе с зомби – членами своей семьи. Причем эти зомби сильно отличались от тех, которые по улицам бродят, – они были неагрессивны. Совершенно. Нормальные типовые гаитянские – тупые и мертвые.

– Час от часу не легче. Узнали почему?

– Разумеется узнали. Дело в том, что он им сделал после смерти лоботомию. Вам знаком этот метод лечения буйных больных и американских комми? Весьма известная история американской деятельности. Сейчас, правда, о ней вспоминать неудобно…

– Ну слыхал, конечно. Нобелевку тому португальцу за это изобретение дали вроде бы. А комми тут при чем?

– Так широко амеры пользовали против всяких инакомыслящих. Своих Новодворских они именно так и лечили. Ведь выступать против американской демократии и государства может только сумасшедший. Тогда у них охота на ведьм мощно шла. Чаплину вон пришлось из страны уехать, коммунистический агент оказался. А с лоботомией все отлично получалось. Нарушил хирургически связь лобных долей с остальным мозгом, и вся правозащитная деятельность прекращается навсегда. Короче говоря, буйный становится тихим. Вот и с зомби то же получается.

– М-да. И что? Всех оперировать?

– Я не о том. Они просто становятся неагрессивными, но и только. Контакт с ними не получается. Существуют. Как коматозные овощи. Только в придачу еще и мертвые…

– Ну интересная информация, только не знаю, как ее использовать можно. Этот нейрохирург где сейчас? И семья его?

– Любопытной Варваре в Москве нос оторвали! – ухмыляется Бурш, складывая иголки в коробку.

– Ага. А в Питербурхе на место пришивали!

– В лаборатории некробиологии у Кабановой. Где ж еще. Только вы оба не шибко-то болтайте, ни к чему людям еще и такое знать. Проболтаетесь, а мне будут неприятности. И сотворю вам со гневом и с яростию месть языком.

– Учтем. Вроде наши идут?

Действительно, по лестнице с грохотом и лязгом спускаются алебардисты.

– Алкоголик Иванов! Вы приговариваетесь к расстрелу! Ваше последнее слово? – гремит сверху трубный глас Дункана.

– Ну ващщще… – откликается кто-то из его приятелей.

Раздается хохот.

Бурш морщится:

– Пошли в больницу. Тут теперь часовые останутся до прибытия команды дезинфекторов. А мне еще и похороны организовывать.

– Так без погибших же обошлось! – оторопевает сапер.

Бурш взглядом показывает на коридор, где вдоль стен валяются розовые обглоданные кости и кучи трупов – в грязных пижамах, остатках рваных медкостюмов и ошметьях от белых халатов.

Крокодил сникает, поняв, что ляпнул глупость.

В больнице оказывается, что латники будут писать рапорт с предложениями и выводами, а нам придется опять скататься на завод – на усиление, что ли…

Пока сижу в зале, где только что закончилось выступление танкиста-майора. После семинара задают ему всякие хитрые вопросы. Послушать интересно, благо от стрельбы сейчас много что зависит.