Островитяния. Том первый

Райт Остин Тэппен

Мы спустились к ужину. Файна, Марта и Дорна-старшая уже дожидались нас. Не успели мы сесть за стол, как вошла моя Дорна, в зеленом платье, с пылающими щеками, словно она долго терла их, волосы ее были снова зачесаны назад и заплетены в косу.

Наши глаза на мгновение встретились. Я быстро отвел взгляд, вновь почувствовав себя виноватым; счастливое волнение и дурные предчувствия боролись в душе. На мгновение мы вновь оказались вдвоем против остальных — против тех, кому «это может не понравиться».

Меня стали расспрашивать о моем

посещении Фар-рантов. Дорна старалась отвечать на большинство вопросов сама, видимо, надеясь поддержать меня хотя бы до конца ужина. Дорна-старшая и Марта вели себя очень сдержанно. Глядя на них, я еще больше упал духом. Дорн уже слышал мой рассказ, и было невозможно затягивать и дальше описание моих приключений. Итак, я сказал, что вернулся в Доринг.

— Вчера вечером? — спросила Дорна-старшая.

— Нет, позавчера.

— А когда вы выехали?

— Вчера утром, — ответил я, чувствуя, что краснею.

— Совсем не было ветра, — вмешалась Дорна-младшая. — Проплавали два дня.

Наступило тягостное молчание.

— Лангу, наверное, пришлось нелегко, — участливо заметила Файна.

— Нет, мне очень понравилось, — сказал я неуверенно.

— Не очень, Джон, — снова прервала меня Дорна. — Ведь вы не рассчитывали на такое долгое плавание?

— Не рассчитывал, но мне понравилось.

Дорна рассмеялась, но смех ее прозвучал фальшиво.

— В это время года ветры очень непостоянны. Когда мы отплыли, стоял штиль, но мы все же двигались вперед, пока ветер не стих совсем.

— Ты обычно знаешь, как поведет себя ветер, — сказала Марта.

— Иногда и я ошибаюсь. Твой отец знает все про ветер не хуже меня, и он нас отпустил.

— Ну, он больше человек сухопутный. Вы хоть переночевали где-нибудь? У Аманов?

— Нет, — сказала моя Дорна. — Мы так и не добрались до них из-за тумана, а потом стемнело. Не понимаю, зачем надо было всю ночь рыскать по болотам.

— Я тоже не понимаю, — неожиданно вступилась Файна. — Надеюсь, у тебя все было и Ланг чувствовал себя удобно.

— У меня всегда все есть на «Болотной Утке»… Вам было удобно, Джон?

— Очень!

— Как тебе лодка? — спросил Дорн. — А помнишь ту, на которой мы плавали в Мэне?

Но пока мы сравнивали достоинства лодок, Дорна-старшая хранила упорное молчание. Совершенно очевидно, она тоже была из тех, кому «это не понравилось». Файна, похоже, не относилась к их числу. Кто же еще? Марта? Мой друг?.. Но он перевел разговор на другие темы; только сейчас я осознал, какому тяжкому испытанию подвергся, и почувствовал себя крайне неудобно. Мнение Дорна значило для меня очень много.

Впрочем, когда после ужина он, Дорна и я обсуждали наши планы, сидя в первой зале, он ни словом не обмолвился о затянувшемся плавании. Вместо этого мы заговорили о том, когда мне лучше ехать — завтра, но одному, или послезавтра.

— Я советовала Джону ехать послезавтра, — сказала Дорна брату, — чтобы он смог повидать Сомсов.

Дорн

согласился; окончательное решение было принято, и я не знал, радоваться мне или печалиться. Рассудок подсказывал, что надо как можно скорее оставить Дорну; я даже побаивался ее, но было так тяжело пожертвовать даже минутой общения с нею.

— Будет завтра дождь? — спросил Дорн сестру.

— До самого вечера, и сильный.

— Ты уверена?

— Да, да… уверена.

— Так же, как насчет ветра?

— Именно так!

Она отважно встретила взгляд Дорна, но щеки ее пылали. Дорн продолжал глядеть на сестру с выражением, мне непонятным. Ее же лицо было сердитым и одновременно смущенным.

Потом она сказала, что устала и пойдет спать.

Я поднялся. Дорн продолжал сидеть.

— Мы с Джоном так замечательно провели время, — сказала Дорна и вышла, не глядя на нас.

Наступило молчание; наконец Дорн предложил пойти посидеть в библиотеке. И снова, когда я шел за ним, чувство вины мучило меня, однако Дорн, казалось, пригласил меня исключительно затем, чтобы по карте проследить мой маршрут, обговорить места моих стоянок, посоветовать, как лучше держать Фэка в городе, и обсудить сложную ситуацию, возникшую в связи с тем, что меня видели на перевале.

Огонь пылал в очаге посреди комнаты. Длинные поленья были положены так, чтобы давать больше света; когда они прогорали, их пододвигали, и пламя вновь пылало ярко. Капли дождя, падавшего в трубы, шипели на углях. Сидя на скамье рядом, Дорн прочитал мне ответ лорда Моры на письмо деда. Мора искренне заверял, что то, что я оказался на перевале вместе с Дорном, было расценено правильно и не вызвало никаких кривотолков. Разумеется, со стороны должно было показаться, будто я замешан в дела Дорна, Дона и юного незнакомца, однако сейчас это абсолютно не волновало меня; мысли мои были о другом.

— Я допустил серьезную ошибку, — сказал Дорн.

— Ах, нет, что ты!

— Я слишком многое держал от тебя в тайне. Не говорил, чем занимаюсь. Ты вполне можешь сказать, что ничего не знал о наших намерениях.

Я кивнул, поняв, куда он клонит.

— Расскажу, где побывал, что видел и как радушно меня везде встречали.

— Я рад, что у тебя остались такие впечатления… — сказал Дорн, помолчав. — Не будь ты консулом, мне ничего не пришлось бы скрывать и я постарался бы показать тебе вещи, как они видятся мне.

— Теперь, познакомившись со всеми вами, я гораздо лучше стал понимать твои взгляды.

Дорн в упор посмотрел на меня и, казалось, задумался.

— И все же не слишком поддавайся нашему влиянию, — сказал он после паузы. — Мы судим пристрастно. В любом случае я не верю, чтобы человек со стороны мог действительно понять нас.

— Почему бы и нет, если он честен, умен и проницателен? Неужели ваши взгляды так уж непостижимы?

— Одной честности и ума — мало. Надо видеть глубже, обладать чувственным знанием.