Осуждённые грешники
Шрифт:
— Насчет денег, которые ты мне должен.
Я закатываю глаза и, не сбавляя шага, щелкаю его по челюсти.
— Отвали от меня с разговорами о деньгах, будь добр? Ты найдешь эти деньги в щелях дивана, если копнешь достаточно глубоко.
Когда он ничего не отвечает, я смотрю на его лицо. Вместо его фирменной ленивой ухмылки на нем пониклое выражение, и этот контраст заставляет меня замедлиться.
Мой взгляд сужается.
— Что?
Нико прикусывает нижнюю губу, его взгляд перемещается куда-то за мо` плечо.
— Я прощу тебе долг, если ты окажешь
Глава восьмая
Бип. Бип. Бип.
Низкий, медленный ритм проникает в мое подсознание, щекоча тёмный уголок моего разума. Это не звук моего будильника. Может быть, это мой рингтон? Я понятия не имею, на что это похоже, не только потому, что мой сотовый обычно включен на вибрацию, но и потому, что ни у кого нет моего номера.
Что бы это ни было — оно раздражает.
Я кряхтю и переворачиваюсь, чтобы спрятать голову в щели между подушками, но что-то, тянущее меня за руку, останавливает меня.
Проходит несколько секунд, и начинается боль. Она пронзает от одного виска до другого и сжимает лоб, словно на неё натянули резинку.
Что за...?
Я приоткрываю веко и осматриваю комнату. Белые потолки, белые простыни. Клиническая и стерильная обстановка. Даже с расплывчатым взглядом и раскалывающейся головой я знаю, что нахожусь не в своей квартире. На самом деле, я вообще не помню, как добралась домой.
Я была в порту.
Воспоминание открывает шлюзы в моем затуманенном сознании, и все возвращается ко мне.
Оранжевое небо.
Оглушительный взрыв.
Жар.
Звуковой сигнал становится все быстрее, и мне хватает ума понять, что это потому, что клипса на конце моего пальца контролирует мой сердечный ритм.
Легкие, быстрые шаги приближаются, и вот в дверном проеме появляется женщина.
— Все в порядке, в абсолютном порядке, — она входит в палату походкой неторопливого воскресного гуляки. Останавливается в изножье кровати и изучает мою карту, давая мне возможность изучить ее. Седые волосы зачесаны в тугой пучок, женщина средних лет, такая пухленькая, что пуговицы спереди на ее униформе сидят зигзагообразно. Она относится к тому типу женщин, которых родители советуют своим детям искать в парке, если к ним приблизится жуткий мужчина..
Она, должно быть, медсестра, а значит, я в больнице.
— Что случилось? — я пытаюсь сказать именно это. Но на самом деле это вырывается искаженным стоном и разжигает огненный след в моем горле.
Ее серые глаза удивленно поднимаются на меня.
— Не стоит, милая. Я сейчас принесу тебе воды. Меня зовут Минни, я старшая медсестра в больнице Дьявольской Лощины. А ты... — она снова бросает взгляд на
Я моргаю. Неужели?
Она подходит к приставному столику и наливает в стакан воды из кувшина.
— Полегче, — говорит она, наблюдая, как я жадно пью жидкость, пытаясь погасить жжение. — От криков у тебя пересохло в горле, — говорит она. — Ты так сильно кричала, что тебя могли бы услышать в Канаде.
Я настолько была удивлена, что у меня заболели глаза. От криков? Какого черта я кричала?
— В порту произошел небольшой несчастный случай, моя дорогая. Судя по твоим записям, тебя задело штабелем падающих ящиков, и ты получила особенно неприятный удар по голове.
Она достает из нагрудного кармана фонарик с ручкой и быстро обводит им мои глаза. Вытаскивает капельницу и накладывает свежую повязку на тыльную сторону моей руки.
— Не похоже на сотрясение мозга, но мы будем наблюдать за тобой некоторое время, хорошо?
Но я не слушаю. Не могу. Потому что все, что я чувствую — это моя собственная мольба на губах, а все, что я вижу — это мутный оранжевый жар, искажающий холодное ночное небо.
Я просила Вселенную подать мне знак, что мне не везет, а получила полный фейерверк.
Я опускаю голову на подушку, чувствуя, как ледяная рука осознания давит на горло.
Если удача больше не со мной, то что у меня остаётся?
— Хорошо, милая. Мне нужно сделать обход, но я зайду проведать тебя через несколько минут. Отдыхай, хорошо? — мягко похлопав меня по плечу, она выходит в ярко освещенный коридор, а вслед ей доносится радостный свист.
Проходит всего секунда, прежде чем на меня накатывает волна вины. Она выбивает воздух из моих легких, и я упираюсь головой в подушку.
Логически я понимаю, что моя просьба о знаке не привела к взрыву, но я все равно не могу избавиться от ощущения, что это каким-то образом моя вина. Мой мозг формирует образ портового рабочего. В один момент он шел ко мне в ореоле фар, а в следующий момент его уже не было.
Мошенничество и жульничество — это одно, а поджоги и взрывы — совсем другое. Господи, эти грехи нагромождаются на меня, как шармы на колье, и я не знаю, как долго еще смогу носить эту ношу на шее, прежде чем упаду в обморок от ее тяжести.
От вертикального положения кружится голова, поэтому я хватаюсь за боковые перекладины кровати и смотрю на ярко-голубое небо в обрамлении окна, ожидая, когда пройдет головокружение. Когда в поле зрения попадают туманные облака и парящие птицы, эмоции подкатывают к горлу, угрожая наполнить мои глаза новой волной слез.
— А ты знала, что если две тысячи раз нахмурить брови, это будет равно одной морщинке?
Я напрягаюсь при звуке приятного голоса, доносящегося из-за двери, поворачиваюсь, морщась от стягивающего шею напряжения, и встречаюсь взглядом с девушкой, которой он принадлежит.