Осуждённые грешники
Шрифт:
— А у меня есть право выбора?
Он поднимает бровь, продолжая перекатывать свою фишку.
— Я имею в виду, кто из твоих подчинённых убьет меня? Ведь это будет один из них, верно? Я знаю, что такой джентльмен, как ты, никогда не рискнет запачкать кровью свой красивый костюмчик.
Он лишь вежливо улыбается, а темнота в его глазах говорит о том, что он думает о другом. Медицинские аппараты пищат сквозь белые стены, где-то в конце коридора булькает и шипит кофеварка.
В конце концов, он наклоняется вперед, попадая под солнечные
— Ходят слухи, что ты ищешь работу в Дьявольской Яме.
Мой взгляд сужается. Какой неожиданный ответ. Только два человека могли сказать ему это: Рори или Нико. Мэтта я сразу исключаю, потому что сомневаюсь, что он смог бы вести разговор с Рафаэлем Висконти достаточно долго, чтобы сказать ему это, не кончив в штаны.
— Да, но не с тобой или твоей семьей.
Темный смешок тянется к его губам.
— Это невозможно.
У меня так и чешется закатиться глаза, но я прилагаю все усилия не делая этого. Как бы ни раздражало меня его самодовольство, я знаю, что он прав. Даже если Висконти не владеют бизнесом напрямую, они так или иначе приложат свои липкие мафиозные пальцы к пирогу.
— Ты предлагаешь мне работу, или что-то в этом роде?
— Что-то в этом роде.
Что? От такой смены тона у меня закружилась голова. Я искоса смотрю на него, пытаясь понять, во что он играет. Может быть, это потому, что мой мозг поврежден от удара, но я не могу сказать, шутит он или нет.
— Почему у меня такое чувство, что я вот-вот стану жертвой сексуальной торговли?
Рафаэль издает короткий вздох.
— Я оскорблен. Все мои дела вполне законны, это так, чтобы ты была в курсе.
Я открываю рот и снова закрываю его, пряча свое оскорбление за губами. Сейчас у меня довольно тяжелые времена, так что я не собираюсь упускать свой шанс найти работу, если — и это очень важное если — это не шутка.
— В чем подвох?
Теперь во взгляде Рафаэля что-то ожило.
— Я думал, ты никогда не спросишь, — он проводит двумя пальцами по нижней губе, но это мало помогает скрыть его мягкую ухмылку. — Сыграй со мной в игру.
Несмотря на боль в костях и измученное сердце, простая команда разжигает пепел в моем животе. В игру?
Прежде чем я успеваю спросить о правилах и ставках, он встает и двумя длинными шагами сокращает расстояние между нами.
Мое сердцебиение останавливается. Он так близко, что я полностью погружаюсь в его холодную тень. Так близко, что мягкая ткань его брюк почти касается моих голых коленей, напоминая мне о том, как тонок этот дурацкий больничный халат и что под ним у меня почти ничего нет.
Инстинктивно я хватаюсь за колесики кресла, но когда я дергаю их назад, я не двигаюсь. Что? Я смотрю вниз и вижу, что носок блестящего оксфордского ботинка упирается в основание шины.
Я поднимаю глаза и вижу,
Это что...
— Выбери карту.
Это требование выбивает из моего мозга все подозрения о скрытых чернилах на картах.
— Что?
Он разворачивает колоду.
— Выбери карту.
— Хорошо, какую карту? — я выдыхаю. — В какую игру мы играем?
— Тебе не понравится, если я спрошу ещё раз.
Его голос мягок как масло, но я уже знаю, что лучше не обольщаться на этот счет. Мои передние зубы захватывают нижнюю губу, и я смотрю на карты так, словно они сделали что-то, что вывело меня из себя.
Подумай, Пенни.
Так, так. Есть шанс один к пятидесяти двум, что я выберу ту карту, которую он хочет, чтобы я выбрала. И если я выберу эту карту, я понятия не имею, хорошо это или плохо. Это если вообще есть такая карта, которая у него на уме.
Похуй.
Не давая себе времени на раздумья, я касаюсь карты третьей справа от конца колоды. Рафаэль напрягается, а затем, словно в замедленной съемке, вытаскивает ее. С легким движением запястья он выравнивает остальную колоду и прячет ее в карман.
Я поднимаю глаза к его лицу, и наши взгляды сталкиваются на пять долгих, невыносимых секунд. В конце концов, он отрывает глаза от меня и смотрит на карту. Его взгляд остается невыразительным, незаинтересованным.
Но его челюсть сжатая, а ноздри раздутые.
Затем он делает нечто, что застает меня врасплох даже больше, чем его смех. Он наклоняется, берет меня за горло и выхватывает весь воздух из моих легких, как будто он принадлежит ему.
Я приоткрываю губы, чтобы ахнуть, и когда я это делаю, между ними проскальзывает что-то жесткое.
Терпкий вкус чернил на языке. Острые, картонные края на губах.
Но я слишком отвлечена теплом на мочке своего уха и шершавой челюстью на моей щеке.
— Понедельник, шесть вечера в рыбацких доках, — шепчет он мне на ухо. Его большой палец проводит по пульсу на моей шее, вызывая непрошеную дрожь между бедер. — Возьми с собой резюме и не опаздывай.
Холодный ветерок пробегает по моей груди, когда он встает во весь рост. Он обходит мою коляску и направляется по коридору, даже не оглянувшись назад. Я с недоверием смотрю, как сердце бьется о грудную клетку, как за ним следует колонна черных костюмов.
Когда тяжелые шаги стихают и дверь захлопывается, я издаю сдавленный стон. Дрожащими руками я вынимаю игральную карту изо рта и смотрю на нее.
Проходит несколько секунд, прежде чем я позволяю себе небольшой, дрожащий смех. Триумф. Он гудит в моей крови, бурля смесью адреналина и облегчения.