Осуждённые грешники
Шрифт:
— Она будет рада услышать. Берегите себя, мистер Висконти. А если вам что-то понадобится, вы знаете, что всегда можете связаться со мной по моему личному телефону.
Он идет по коридору в другом направлении, пытаясь запихнуть в карман брюк очень толстый коричневый конверт.
От досады у меня защемило в груди, потому что, конечно же, у Висконти полиция под боком.
Несколько секунд я разрываюсь между тем, чтобы бежать обратно в палату или продолжить свою миссию по поиску телефона. Упрямство заставляет меня выбрать последнее. А еще мне очень хочется
Я смотрю на уродливый геометрический принт своего больничного халата и продолжаю толкать свою коляску, но по мере того, как я все ближе и ближе подъезжаю к двери справа, беспокойство проникает под кожу, как тектонические плиты.
Я заглядываю в больничную палату справа от себя и позволяю взгляду остановиться на самом мужчине.
Сердце замирает в груди.
Черный костюм. Белая рубашка. Золотая булавка на воротнике. Не знаю, зачем я перебираю в уме его отличительные черты, ведь очертания Рафаэля Висконти безошибочны.
В палате темнее, чем в моей, если не считать одинокого солнечного луча, прочертившего диагональную линию по его профилю. Кровать плотно заправлена, пачки банкнот завернуты в ленты и сложены на прикроватной тумбочке. Несомненно, взятки.
Он плюхается в кресло в углу, упираясь локтями в колени и не отрывая выразительного взгляда от плитки под своими оксфордами. Он крутит что-то между пальцами в медленном, гипнотическом ритме, и только через четыре оборота я понимаю, что это золотая покерная фишка.
Бум. Бум. Бум. Фишка, бриллиантовые запонки и кольцо с цитрином подмигивают мне.
До тех пор пока не перестают.
Когда руки Рафаэля замирают, а плечи напрягаются, пылинки, плавающие в солнечном луче, застывают, как будто они задерживают дыхание ради меня. Тени смещаются, приспосабливаясь к чертам его лица, когда он поднимает голову и встречается со мной взглядом.
Мой пульс бешено бьется, мышцы напрягаются в ожидании удара. В течение трех громких ударов сердца я нахожусь в ловушке его взгляда.
Затем он делает то, чего я не ожидала.
Он смеется.
Мягко. Мрачно. Нежно, словно поцелуй в ключицу, и ничего хорошего от такого звука ждать не приходится.
— Ты одержима мной, Пенелопа?
Его тон смягчен весельем, но в нем есть что-то такое, что действует мне на нервы.
— Да, именно поэтому я и нахожусь в больнице, — саркастически отвечаю я.
Его взгляд искрится недоумением, прежде чем стать темнее. Он прокладывает ленивую дорожку вниз по моей шее. Мое дыхание замирает, когда он скользит по тонкой ткани больничного халата, и, словно тяжелый груз, оседает у меня на коленях, тепло в моем животе становится на полградуса горячее. Это раздражение, не более того. Потому что, хотя я привыкла к тому, что мужчины разглядывают мое тело, когда на мне гораздо меньше одежды, чем сейчас, есть что-то в том, как он смотрит на меня — бесстрастно, объективно, — то что заставляет меня напрячься.
— Ты была там, — я успеваю заметить, как раздуваются
— Что, думаешь, это я разбомбила порт или что-то в этом роде?
Его глаза снова встречаются с моими. Задумчивость омрачает постоянно присутствующее в них веселье.
— Что-то в этом роде.
Со смесью разочарования и раздражения, пылающим внутри меня, я выдыхаю дрожащий вздох и обращаю свое внимание на яркие флуоресцентные лампы, освещающие потолок коридора. Очевидно, он знает, что я не причастна к взрыву — если бы это было так, он бы не сидел рядом с пачкой денег на взятку — но меня бесит, что подозрение в его тоне, пусть даже фальшивое, отражает мое собственное.
Это жалко, но мысль о том, что я потеряла свою удачу, пугает меня больше, чем что-либо другое в этом мире. Страшнее, чем угрозы владельцев казино Атлантик-Сити, и страшнее, чем страх, что мой самый большой грех настигнет меня.
— Талисман на удачу?
Голос, пронизанный ледяным презрением, прорезает тишину. Мой взгляд скользит вниз от потолка, чтобы найти Рафаэля, который смотрит на мое ожерелье со сдержанным отвращением. Я и не заметила, как провела четырехлистным клевером вверх и вниз по цепочке.
— Нет, — лгу я. Потом выпрямляюмь и вру еще больше. — Мне не нужен талисман на удачу. Мне и так везет.
Мой голос хриплый и звучит жалко из-за отчаяния, вложенного в него. Очевидно, что я пытаюсь убедить в этом только себя.
— Так я тебе и поверил, — он медленно проводит языком по верхней губе, кивая на повязку на моем лбу. — По-моему, ты не выглядишь таким уж счастливчиком.
Я сглатываю ком в горле.
— Мне повезло, что я жива.
Его взгляд переходит на мой, темный и горячий.
— Пока что.
Молчание съедает кислород между нами. Я не могу перестать смотреть на него. Его угроза была тонкой, элегантной, поданной на бархатной подушке на серебряном блюде. Я не сомневаюсь, что он выполнит эту тонко завуалированную угрозу, если его спровоцировать. Так почему же, черт возьми, все на этом Побережье считают его джентльменом? Что он чем-то отличается от остальных членов своей семьи, от своих братьев?
У большинства людей IQ достаточно высок, чтобы распознать льва в овечьей шкуре, не так ли?
Моя челюсть сжимается, когда я осознаю правду. Это потому, что он не ведет себя так с другими людьми.
Внезапно меня осенило.
— Дело в твоих часах, — объявляю я, с тихим ликованием, гудящим в моих ноющих костях. — Вот почему ты меня так ненавидишь. Твое хрупкое мужское эго не может смириться с тем, что женщина тебя обошла.
Я не получаю ожидаемой реакции. Только очередной смех.
— Мило, но все же нет.
Я смотрю, как фишка поблескивает с каждым оборотом, дразня меня. Когда остатки моей сдержанности улетучиваются, я киваю подбородком в сторону кучки идиотов в костюмах, слоняющихся по коридору.