Осуждённые грешники
Шрифт:
— А когда ваш частный детектив поймает его?
Его взгляд переключается на камеру. Он проникает сквозь экран телевизора и обжигает мою влажную кожу.
— Кто сказал, что это он?
Мое зрение колеблется, как будто у него есть свой собственный пульс, но в самом центре его — всезнающий взгляд Мартина О’Хара, острый, как нож. Новости внезапно обрываются оранжевым пламенем, озаряющим ночное небо. Яростное пламя охватывает красные кирпичи, пока они не становятся черными. Вот оно: воплощение моей личности — импульсивной и озлобленной — во всей ее ослепительной
Господи, что со мной, блять, не так? Находясь здесь я была одержимая монстром в красивой обертке, и жалела себя, потому что у меня нет друзей, как будто я, черт возьми, не в бегах. Как будто я не запихивала свою жизнь в один чемодан и не запрыгивала на первый попавшийся Greyhound, направляющийся в противоположном направлении от того бардака, что я заварила.
Мартин О’Хара знает. Он знает, что я подожгла его казино, и все, на что я могу надеяться, это то, что он не знает, куда я пошла после того, как зажгла спичку.
— Эй, девочка, ты в порядке?
Блестки, шпильки и громкие голоса проносятся надо мной, и только когда я бросаю двадцатку на стойку и ловлю заинтересованный взгляд официанта, я осознаю, что уже на ногах и направляюсь к выходу.
— Лучше не бывает, — говорю я хриплым голосом и выскакиваю на улицу.
Ночь освещена безвкусными рождественскими украшениями. В витринах магазинов красным и белым светятся леденцы, а надувные Санты, привязанные к уличным фонарям, машут мне рукой из-под слоя инея. Когда мои ботинки скользят по обледенелой земле, я замедляю шаг, останавливаюсь и выдыхаю белое облачко на фоне неба.
Черт побери. Последнее место, где я хочу быть — это моя квартира, потому что комнаты слишком малы, а моя паника слишком велика.
Твои грехи рано или поздно настигнут тебя, Малышка Пенн . Они всегда настигают грешников.
Полагаю, я уже знала это задолго до того, как чиркнула спичкой, бросила ее в бутылку из-под водки и оставила на пороге бара Ураган.
Вот почему я в первую очередь начала свой Грандиозный Квест. Не потому, что мне действительно хотелось сделать карьеру более возвышенную, чем мошенничество, а потому, что я знала, что это было похоже на наркотик ЛСД. Если я подсяду на него, то буду только скатываться все глубже и темнее в пучину греха. И посмотрите на меня сейчас: за три года я прошла путь от того, чтобы сделать мужские кошельки немного легче до поджога зданий.
Я никогда не должна была позволять себе заходить так далеко. Мне давным-давно следовало завязать.
Треск статического электричества покалывает мою кожу, и, когда я поднимаю взгляд к небу, первая капля дождя с тяжелым шлепком падает мне на верхнюю губу. Потом еще одна, и еще. Через несколько секунд с небес обрушивается буря, словно Бог уронил свою коллекцию мрамора.
И тут вспышка молнии озаряет небо, пугая меня.
Дерьмо. Это как раз то, что мне нужно.
Затаив дыхание, я прижимаю книгу к груди, прячу подбородок
Через несколько секунд раздается раскат грома, от которого вибрируют стеклянные стены будки. Я вдыхаю спертый, влажный воздух и заставляю свои ноги не подкашиваться подо мной.
Неужели из всех моментов для редкой прибрежной грозы это должно произойти именно сейчас?
Когда очередная резкая вспышка света заполняет кабинку, я отчаянно пытаюсь найти что-нибудь, чтобы отвлечься. Я отжимаю волосы, а затем под мерцающим светом лампочки проверяю книгу на предмет повреждений от воды. К счастью, она покрыта защитным пластиком, потому что это библиотечная книга. Ирония моей заботы вызывает горький смех, который растворяется в очередном раскате грома.
Черрт возьми, я схожу с ума.
Я закрываю глаза и на несколько секунд прислоняюсь головой к двери.
Внутри будки мое неровное дыхание превращается в углекислый газ, а за ее пределами ливень искажает красные и белые огни. Я зажмуриваю глаза, ожидая следующей вспышки молнии. Когда она проходит, я открываю их, и мой затуманенный взгляд падает на что-то, прикрепленное к задней стенке телефона-автомата. Что-то знакомое. Я моргаю, чтобы обострить зрение, затем бросаюсь вперед и срываю его с канцелярской кнопки.
Матово-черная карточка, буквы с золотым тиснением и номер, напечатанный шелковистыми черными цифрами. У меня вырывается еще один смешок, только на этот раз он не такой горький на вкус.
Анонимные грешники.
Ночь, когда я нашла свою первую карточку Анонимных грешников, врезалась в мою память. Мне было тринадцать, я пряталась в ванной Visconti Grand, потому что Нико не пришел в казино в тот вечер. Карточка была засунута в зеркало на фут выше моего отражения. Не знаю, что заставило меня сунуть ее в карман, но я это сделала.
В ту ночь, когда я смотрела на отблеск автомобильных фар, пробегающий по потолку моей спальни, я внезапно вспомнила, что она у меня. Итак, я спустилась вниз, села в кресло напротив отключившегося на диване отца и набрала номер.
Голос женщины звучал как у робота, но все же он был самым мягким из всех, что я когда-либо слышала. Она не обрывала меня, как это делала моя мать. Не кричала на меня, как отец. Она заставила меня захотеть открыться. Это заставило меня почувствовать, что мне наконец-то есть с кем поговорить.
В течение следующих пяти лет я пользовалась горячей линией как дневником. Это было мое анонимное убежище, место, где я могла жаловаться на пьяные драки моих родителей и обсуждать новые трюки, которым научилась у Нико.
Знаю, что она даже ненастоящая, но чувствую себя немного виноватой за то, что оставила ее, уехав в Атлантик-Сити.
Я провожу большим пальцем по текстурированному заголовку и прикусываю нижнюю губу. Это уже третья визитка, которую я вижу с момента возвращения на Побережье. Первая была в квартире, вторая спрятана на страницах Библии в моей больничной палате.