Осуждённые грешники
Шрифт:
— У вас день рождения или что-то в этом роде, босс?
Этот идиот серьезно? Три месяца назад я отпраздновал свой тридцать четвертый день рождения на частном острове на Мальдивах. Моё веко дергается, но мне удается выдавить из себя улыбку, плотно сжав губы.
— Просто проникаюсь рождественским духом дарения.
Сквозь море широких плеч и костюмов я наблюдаю, как Пенелопа моет посуду со вчерашней ночи. Каждые несколько минут она делает паузу, чтобы убрать пряди волос с глаз и вытереть лоб плечом.
После
Но они не прозвучали. Оказывается, Пенелопа пользовалась горячей линией как гребаным дневником. Несет чушь ради того, чтобы просто нести чушь. Бессодержательные подробности о ее дне, случайные размышления о какой-нибудь книге, которую она читает, или краткое изложение разговоров, которые у нее недавно были со своим соседом. По иронии судьбы, единственным звонком, который слегка пробудил мой интерес, был тот, который она сделала в телефонной будке: я взяла три библиотечные книги и никогда не смогу их вернуть.
Судя по трем затяжным вздохам, предшествовавшим этому, наводили на мысль, что это было не то, в чем она изначально планировала признаться.
Тем не менее, беглое ознакомление с самой скучной внутренней работой ее мозга не прошло даром. Один интересный факт, который я узнал о Пенелопе — она терпеть не может пиццу с ветчиной и ананасами, а от бутербродов с тунцом у нее начинается рвотный рефлекс.
Вот почему я угостил своих людей и тем, и другим на обед.
— Куда вы хотите, чтобы мы поставили тарелки, босс?
Я провожу языком по зубам, забавляясь.
— Просто бросьте их в раковину.
Толпа в костюмах и на стероидах вваливается в дверь и сбрасывает горы грязной посуды в раковину. Пенелопа в недоумении смотрит, как каждая тарелка с громким шлепком ударяется о поверхность воды. Реки пены стекают по шкафу и скапливаются на полу. Ее взгляд проследовал за этим, прежде чем метнуться к ряду блестящих ботинок, топающих обратно в корабельную столовую.
— Эй! Куда вы идете? — ее крик вызывает лишь несколько ухмылок и хихиканье. — Я не собираюсь убирать за вами дерьмо! Вернитесь и сделайте это сами!
Когда корабельная столовая пустеет, из моих людей остался только один. Блейк. Он отталкивается от дверного косяка и неторопливо идет на кухню, держа тарелку высоко над водой.
Пенелопа делает шаг вперед.
— Не будь сволочью. — он следует за ней. — Серьезно.
Тарелка падает, приземляясь в воду с такой силой, что забрызгивает все ее платье.
Стенки моего живота напрягаются, но я не двигаюсь с места. Мой и Пенелопы взгляд пробегает по передней части ее платья и колготок. И то, и другое промокло. Она с трудом вдыхает воздух, сжимает
— Ты родился мудаком или тебя превратили в него школьные хулиганы и отец, который тебя не любил?
Мои губы изгибаются, мрачный смешок наполняет мою грудь. Откуда у этой девушки такой острый язычок?
Блейк делает шаг вперед.
— Ты всегда можешь снять его, милая.
Мое зрение темнеет, но я напрягаю каждый мускул своего тела, чтобы оставаться сидеть за этим гребаным столом. Я провожу двумя пальцами по губам и наблюдаю, как Пенелопа справляется с этим.
Она моргает.
— Что?
— Твое платье, милая. Сними его, если оно мокрое. Я не буду возражать.
У меня звенит в ушах от прилива крови к голове. И почему, черт возьми, моя рука нащупывает рукоятку пистолета, засунутого за пояс? Нелепо. Я не такой.
Сжав челюсти, я сжимаю руки в кулаки и кладу их на стол. Мой взгляд так обжигает лицо Пенелопы, что я удивляюсь, как она еще не загорелась, не говоря уже о том, чтобы почувствовать его жар. Она облизывает губы, как будто что-то обдумывая.
В конце концов, она сглатывает и смотрит на него сквозь полуопущенные ресницы.
— Напомни, как, ты сказал, тебя зовут?
— Блейк. Я бы спросил тебя о том же, но каждый мужчина на этой яхте знает, кто ты.
Пенелопа смеется. Действительно смеется. Это вылетает из кухни, проносится через корабельную столовую и ударяет меня, как чертовым электрошокером. Я крепче сжимаю кулаки, вес моего пистолета становится все тяжелее, словно напоминая мне, что он здесь.
— Заткнись, нет, они этого не знают.
Ворчание срывается с моих губ, когда она игриво ударяет его по груди.
— Нет, серьезно, — растягивает он, беря ее рукой за подбородок и наклоняя к себе. — Ты великолепна. Кто-нибудь говорил тебе об этом?
Красный туман клубится в корабельной столовой, как песчаная буря в пустыне. Нахуй это. Было бы слишком просто пустить ему пулю в лоб и выбросить за борт с парой кирпичей, привязанных к лодыжкам. Но когда я уже наполовину поднимаюсь на ноги, рука Пенелопы, скользнувшая в карман его брюк, останавливает меня на полпути.
— Великолепна? Я слышала это несколько раз, — сладко говорит она, не сводя с него глаз. Пока он смеется и говорит что-то о любви к уверенным в себе девушкам, она достает его бумажник большим и указательным пальцами.
Она прижимает его к пояснице и отходит в сторону.
— Ну что ж, пойду-ка я лучше приведу себя в порядок! — она поворачивается и скрывается за дверью с другой стороны кухни, не обращая внимания на жалкое «увидимся позже?» Блейка.
Теребя рукой свою короткую стрижку, Блейк издает гнусный смешок, выходит из корабельной столовой и поднимается по лестнице.