От Альп до Гималаев
Шрифт:
Проехав большую часть пути, наш автобус стал подниматься в гору. Вскоре у подножия горной гряды мы увидели шахтные сооружения. И только когда вечерние сумерки скрыли вершины гор, мы въехали в город. За оградой из серого камня виднелись домики с плоскими крышами. Кое-где сквозь густую листву деревьев виднелось развешанное белье.
Наша машина покатилась по пригороду, так и не повернув к центру. Монастырь, окруженный высокой каменной стеной, стоял, упершись в огромную скалу. Дальше начинались Альпы.
Нас встретил привратник-монах, открыл тяжелые металлические ворота, и мы въехали на
Наставник Бирбилас отвел нас в общежитие. Только мы успели разместиться, как послышался звон колокольчика, призывающего к вечерней молитве. В алтаре церкви я вновь увидел изображение святого Боско в окружении мальчиков. Сейчас он показался мне гораздо более близким. Я истово ему молился, веря в то, что ив дальнейшем он будет охранять меня.
Помолившись, я огляделся. Рядом со мною стояли на коленях незнакомые ребята. Впоследствии выяснилось, что это - чехи. Все они были одеты в черную форму с высокими, как у священников, воротничками. Они тоже поглядывали на нас и перешептывались.
«Интересно, как они сюда попали, — подумал я. — По своему желанию? А может, и они были проданы или просто отданы миссионерам?..»
В заключение мы прочитали общую благодарственную молитву. Слышалось лишь невнятное бормотание. Я был удивлен и подумал, как это бог различает и понимает, чья это молитва, хотя нам и объясняли, что бог «бесконечно мудр». Мне захотелось громче молиться, чтобы бог услышал нас первых и понял, что наша молитва усерднее других.
Ужинать нас отвели в трапезную, которая находилась в подвалах церкви. Мы расположились за общим столом вместе с чехами. Их дежурные принесли нам по мисочке успевших надоесть макаронов, посыпанных тертым сыром. По случаю знакомства каждому из нас преподнесли по рюмочке итальянского вина. Но как познакомиться, если говорить по-итальянски никто из нас почти что не умел? Пришлось обменяться лишь дружелюбными улыбками.
После ужина, возвратись в общежитие, мы почувствовали усталость. Все потихоньку дремали. Но воспитатель повел нас на спортивную площадку, где были установлены баскетбольные щиты, сооружены обнесенные сеткой теннисные корты, беговые дорожки, качели...
Мне так захотелось прилечь на недавно скошенную лужайку, но я побоялся, что заработаю новый минус. Спустя некоторое время нас построили в шеренгу на поверку. После вызова своей фамилии каждый отвечал по-латыни:
– Adsum! Есть!
Потом все побежали в комнату для умывания. В комнате на скамейках были сложены деревянные шайки, на стенах укреплены краны. Мальчики толкались, смеялись, брызгались водой. За нами внимательно наблюдали воспитатели.
Наспех умывшись, мы пошли в спальню. Мне хотелось тотчас же упасть на кровать и уснуть. Но наставник построил нас и сказал:
— Сейчас вы можете сесть на кровати. Сложите на коленях руки и прослушайте слова господни.
После того как мы присели на кроватях, наставник раскрыл большой молитвенник и стал читать Символ веры. Мы же следили за ним и громко повторяли:
«Верую, господи, во все, что ты сотворил и во что велел нам верить посредством нашей святой церкви, потому что ты, будучи сама истина, не можешь ошибаться либо вводить других в заблуждение. Ты есть наша вера и свет».
Наставник оторвал
А Бирбилас продолжал читать дальше: «Я люблю тебя, господи, всем сердцем своим, всею душою, всем разумом, всеми своими силами, ибо ты бесконечно добр, бесконечно достоин любви и величайшего уважения. Посредством молитвы ты даешь нам духовную пищу, подобно тому как даешь хлеб нашей плоти. Молитва — это таинственная лестница, по которой можно достичь твоего трона и поведать тебе о своих делах».
Я кусал губы, чтобы не заснуть. Чувствовал, как немеют колени, но не смел оторвать глаз от наставника, хотя и ничего не слышал, что он там бормочет под нос.
«Когда же кончатся эти муки!» — в раздражении думал я и вздохнул с облегчением вместе со всеми, лишь когда услышал слово «аминь».
Я уже хотел было повалиться на бок, но наставник продолжал:
— За салезианскую конгрегацию и за всех замученных миссионеров прочтем по-латыни трижды молитву во здравие девы Марии и трижды заупокойную молитву.
«Кончатся ли когда эти молитвы?
– я весь дрожал от злости. — Можно с ума сойти».
И опять я включился в общий нестройный хор.
Я и не заметил, как голова склонилась на грудь, и, только получив пощечину, раскрыл глаза и увидел рядом с собою черную рясу. Сильные пальцы Бирбиласа схватили меня за ухо. От боли я закричал:
— Sanctificetur nomen tuum [7] .
— Что за молитву ты читаешь?
– разозлился наставник.
– У, бессовестный!
7
Да святится имя твое (лат.).
Только тогда я понял, что стал читать не ту молитву. Неужто опять будет минус? Кроме того, из гимназии могут исключить... Наконец молитвы закончились. Я забрался под тонкое одеяло, укрылся с головою и уснул.
Внезапно кто-то резко сдернул одеяло с головы. Неужели пора вставать к утренним молитвам? Ничего не соображая, я огляделся... Мальчики легонько посапывали, вокруг царила тишина, только горел ночник.
— Положи руки поверх одеяла, — услышал я голос наставника. — Если держать руки под одеялом, можно потерять целомудрие. Монах, будущий миссионер, не может позволить себе никаких наслаждений, даже прижимать свои руки к грешному телу. Ибо так нарушается обет невинности.
— Я не стану прижимать руки к телу, — не выдержав, возразил я.
— Руки и через рубашку будут ощущать теплоту тела, и ты можешь увидеть греховный сон, совершить недопустимый грех. Из-за него тебе придется раскаиваться.
— Я не смогу уснуть, — простонал я.
— Ничего, привыкнешь, как и другие, — продолжал наставник. — Прошу не возражать. Если еще раз увижу, что ты держишь руки под одеялом, будешь убирать туалет.
Вынув руки из-под одеяла, я поднял голову и посмотрел в окно. Было темно. Ребята ворочались, бормоча что-то во сне. Я понял, что теперь началась настоящая монашеская жизнь: душу и тело опутали оковы.