От греха подальше

Серова Марина Сергеевна

Видимо, я действительно переборщила с конспирацией до полной потери правдоподобия.

— Новенькие — они же как дети! Это почему? А это зачем? А это как у вас называется… А ты, как Штирлиц, ходишь и улыбаешься, — доконала меня Лариса.

— Да у меня минуты свободной нет! — возмутилась я. — В туалет сходить — и то некогда!

— А вот это напрасно, — с серьезной миной сказала Лариса, — если надо — иди, — и сделала вид, что уступает мне дорогу.

И мы в очередной раз за сегодняшний день расхохотались.

— На самом деле у меня действительно тысяча вопросов, —

сказала я, отсмеявшись, — и я очень рада, что ты пришла.

— Ну и слава богу, — облегченно вздохнула Лариса.

И мы, усевшись поудобнее и поставив между нами пепельницу, начали болтать, как закадычные подруги.

Лариса была очень симпатичной девочкой, впрочем, то же самое можно было сказать о любой обитательнице заповедника. Но кто-то нравился мне больше, а кто-то меньше. Так вот Лариса мне очень нравилась. Ее бабушка была чистокровной цыганкой, и, видимо, от нее Лариса унаследовала огромные черные глаза, волнистые волосы и белоснежные зубы.

Она с удовольствием отвечала на все мои вопросы и охотно рассказывала о себе. К моему удивлению, ей оказалось двадцать четыре года, хотя на вид невозможно было дать больше девятнадцати. Лариса уже два раза побывала замужем, но мужики ей попадались на редкость пакостные. Последний, привезя ее в Тарасов, тут же нашел себе новую пассию и вместе с ней укатил куда-то в «дальнее зарубежье» на постоянное место жительства. Возвращаться домой Лариса не могла и проявляла чудеса изобретательности в поиске средств к безбедному существованию. Последним таким средством был «секс по телефону», где ее и захомутал Вольдемар. Жизнь в заповеднике Лариса воспринимала как такое же очередное средство. Она надеялась заработать здесь кругленькую сумму, а через год поехать в Москву и поступить в Литературный институт, о чем давно мечтала. Несмотря на то что жизнь ее не баловала, Лариса воспринимала ее как интересное приключение и не впадала в уныние. Кроме того, эта девушка была чрезвычайно сексуальна и каждого мужчину воспринимала как подарок судьбы.

Лариса поинтересовалась моей жизнью, но обманывать ее мне не хотелось, а правду я, по вполне понятным соображениям, рассказать не могла.

— Вопросы здесь задаю я, — довольно удачно отшутилась я и тут же стала спрашивать о вещах, ответы на которые я до сих пор не могла получить.

Прежде всего меня интересовал пресловутый срок договора — «год и один день» — и возможность прекратить его в любую минуту.

— Даже и не думай, — категорически отрицала такую возможность Лариса. — Это здесь железное правило. Больше — пожалуйста, а меньше года — и говорить не хотят. Я сама здесь пребываю десять месяцев и хотела неделю назад свалить в Москву. Думала в этом году успеть на экзамены, они как раз сейчас начинаются. Но ничего у меня не получилось. Так что придется на следующий год поступать. Главное — не дать себя уговорить на второй срок, — многозначительно произнесла она, — а попытки такие будут.

— А съездить на пару дней домой, например? — попыталась я уточнить ситуацию до конца.

— Исключено, — отрезала Лариса. — О чем ты говоришь, если даже письмо домой написать нельзя!

Такое почему-то не приходило

мне в голову, но ответ Ларисы заставил задуматься. Видимо, хозяевам было нужно, чтобы девушки считались без вести пропавшими. Совсем как в школе разведки. Но почему? Этот вопрос я Ларисе задавать не стала. Поинтересовалась другим:

— А никто не пытался убежать отсюда?

И по выражению лица Лариса поняла, что попала в точку. Она придвинулась ко мне поближе и перешла почти на шепот:

— Пойдем-ка прогуляемся. Что-то мне не по себе.

Лариса на самом деле была умной девушкой. По-моему, даже умнее меня. Я опять натянула джинсы и майку, и мы, захватив с собой сигареты, отправились на теннисные корты.

Как я и ожидала, на кортах никого не было, хотя они считались среди девушек самым популярным после бассейна местом отдыха. Но, видимо, ни у кого просто не было сил после тяжелой репетиции.

Мы присели на небольшую трибуну и вернулись к теме нашего разговора.

— У нас тут иногда происходят… — начала разговор Лариса. Не находя нужного слова, она на секунду задумалась, затем продолжила: — Довольно неприятные вещи. Мне бы не хотелось тебе об этом говорить, но ты все равно узнаешь. Дело в том, что до тебя в твоей комнате жила одна девушка…

— Как ее звали? — перебила я Ларису.

— Галкой, а что? — удивилась Лариса. И посмотрела на меня внимательно.

— Просто интересно, — успокоила я ее.

— Так вот, — продолжила Лариса, — эта самая Галка приехала сюда месяца на два раньше меня, и поначалу все было нормально. А потом, это уже при мне было, никому ничего не сказав, встала рано утром и ушла в лес… Потом она говорила, что заблудилась, но я думаю, что просто пыталась убежать. Ее привезли вечером. Потом две недели она лежала в медпункте, и к ней никого не пускали. Потом Галя выздоровела, и все опять было как обычно, она смеялась, танцевала… Она очень хорошо танцевала… А в конце зимы ее нашли в ванной с перерезанными венами.

Лариса замолчала. Прикурила другую сигарету.

— Она погибла? — спросила я.

— Нет. Не успела. Баба Маша зашла к ней зачем-то…

— А где она теперь? — спросила я.

— Это единственный случай, насколько я знаю, когда девушку отпустили, не дожидаясь окончания контракта. Шурик сказал, что у нее был нервный срыв. Вольдемар отвез ее на машине.

— В Тарасов?

— Наверное… Не знаю.

В отличие от Ларисы я твердо знала, что в Тарасове Галина не появлялась. Пытаясь сгладить тяжелое впечатление, произведенное на меня ее рассказом, Лариса добавила:

— Она постоянно глотала какие-то таблетки. Особенно в последнее время.

— Наркотики? — уточнила я.

— Наверное… Они же на всех действуют по-разному, — пояснила Лариса, — вон Элька без них вообще жить не может, и хоть бы что!

Вспоминая наш утренний разговор и необычное поведение пианистки, я не могла разделить Ларисиного оптимизма.

— А что за человек Эля? — спросила я.

— Человек она замечательный. Между прочим, закончила консерваторию с красным дипломом. Но ее жизнь — это такой мрак, что я удивляюсь, как у нее до сих пор крыша не поехала.