От Гринвича до экватора
Шрифт:
После нее к микрофону подходит Тхам Тхюи Хань. Трудно сказать, чей талант богаче: обе играли в спектаклях, снимались в фильмах и в то же время выступали с песнями, танцами. Две лучшие артистки Вьетнама нередко вместе участвовали в концертах.
И песня, которую исполняла Тхам Тхюи Хань, как бы продолжала предыдущую:
Идем вперед, Нас не заставят С пути открытого Свернуть.Я
А другая не отступила. И когда стояла у гроба Тхань Нга, сказала себе: «Я продолжу ее дело».
Такую же клятву дали в день похорон многие актеры Хошимина.
Вечером в театре шел спектакль о сестрах Чынг. Открылся занавес — и со сцены зазвучал голос Тхань Нга, записанный на пленку. Зал содрогнулся от оваций.
На суде Тхам Тхюи Хань произнесла страстную речь. «Террористы, — сказала она, — стреляли не только в Тхань Нга. Их выстрел был направлен в глубь веков, в сестер Чынг и во всех, кто боролся за свободу нашего народа. Но пуля бессильна стереть из нашей памяти мужественных патриотов. Мы будем достойны их».
После процесса артистку стали засыпать угрозами и оскорблениями. Впрочем, ей это было не в новинку. Разве могли враги Вьетнама смириться с тем, что она, признанная в 1974 году «самой популярной артисткой Азии», имевшая свободный и бесплатный проезд в любую часть света, откажется покинуть Сайгон, когда приблизится победа патриотов? И разве могли они смириться с тем, что ее муж — еще недавно заместитель премьер-министра — тоже останется на родине и начнет делать общее дело? Тхам Тхюи Хань точно так же, как Тхань Нга, ответила на вопрос, который Горький когда-то поставил перед писателями, художниками, артистами всего мира: «С кем вы, мастера культуры?» После падения сайгонского режима она организовала драматическую труппу.
Я встретился с террористом из группы, разгромленной в Хошимине. Это произошло в тюрьме. Заключенного ввели конвоиры. Двое стояли у дверей, двое за его спиной.
— Он очень опасен, пытался бежать, — предупредили меня. — Недавно на надзирателя напал. А вчера мы в камере нож обнаружили, кто-то ему передал.
Короткий бобрик волос, щетина на подбородке, тяжелый взгляд. Когда к нему обращаются, едва поворачивает голову и отвечает медленно, сквозь зубы.
Мак А Хунг из Хайфона, с севера Вьетнама. Там учился в школе, работал на заводе. Подумывал о женитьбе.
Но тут произошла встреча, в корне изменившая его судьбу.
Нового знакомого звали Чанг Ман Кыонг. Он был раза в два старше Мака, однако сразу стал стремиться к дружбе: приглашал в гости, сам часто заходил, уверяя, будто был рядом.
Однажды Чанг сказал: «Тебе, бедняге, тяжело — пять младших братьев и сестер! Я тебе помогу».
Он достал бумажник и, не обращая внимания на протесты, положил в карман Маку 80 донгов. С тех пор постоянно давал ему деньги. Давал и продукты, повторяя: «Это твоим малышам».
Мак благодарил, улыбался, но в душе
Как-то после обычных рассуждений Чанг добавил: «Тебе надо туда ехать. Будешь иметь все, что хочешь».
— Вам было известно, что там готовят диверсантов? — спрашиваю я.
— Он этого не говорил, — бросает Мак.
Естественно, не говорил. Чанг действовал.
Так Мак попал в лагерь по подготовке диверсантов. Его стали обучать тому, как одним ударом кулака отправлять человека на тот свет, как владеть кинжалом, как бросать камень в цель (это, оказывается, тоже искусство!), призывали «не церемониться», убивать всех, кто попадется.
Ранним утром их группа «Авангард» напала на пограничников. Вечером в тот же день — на жителей одной из деревушек…
Самые крупные диверсии «Авангард» приурочивал к дорогим для вьетнамцев дням. К 19 августа — Дню победы Августовской революции. Ко 2 сентября — Дню провозглашения Демократической Республики Вьетнам. Правда, «отметить» годовщину не успели — были схвачены.
Приехав в последний раз в Хошимин, я снова побывал у Тхам Тхюи Хань и ее мужа. Мы опять сидели за низеньким столиком из красного дерева в их просторной гостиной.
— Положение все еще непростое, — говорила артистка, — и по-прежнему по вине террористов. Правда, они стали действовать несколько иначе, осторожнее.
Я знал, что за минувшие годы на жизнь Тхам Тхюи Хань покушались не раз, и невольно с тревогой взглянул на нее. Она поняла:
— Да, меня могут убить. Но я не боюсь. Раньше на меня смотрели лишь как на куклу, дорогую красивую игрушку. Теперь же относятся по-другому.
Она не договорила, встала и ушла в другую комнату. А вернулась с пластинкой в яркой зеленой обложке. Я взял диск. На меня смотрела улыбающаяся Тхань Нга.
— Эту пластинку выпустили неделю назад. — На глазах Тхам Тхюи Хань появились слезы. — Знаете, что сказала моя подруга, когда получила по почте чистый лист бумаги — «похоронку»? «Умереть на своем посту — большое счастье». Я не забуду ее слов.
Ныне Тхам Тхюи Хань снимается во многих фильмах. Она руководит и театром «Роза», в репертуаре которого среди прочих пьес — произведения Чехова. И еще играет во всех спектаклях, в которых участвовала Тхань Нга, в том числе о сестрах Чынг.
Я совершенно случайно подошел к этой хижине, мог бы подойти к той или вон той, что подальше. У входа сидели трое. Кампучийка, хуацяо (так называют лиц китайской национальности) и вьетнамец — бывший солдат марионеточной армии. Они из одной бригады.
«Сюда бы тех, кто шумит о преследованиях нацменьшинств во Вьетнаме!» — подумал я.
— Мы три года работаем вместе, — сказал хуацяо, — Тут четыреста китайцев, а то и больше.
— И около ста кампучийцев. Мои сыновья тоже здесь работают, — вступила в разговор женщина.