От Карповки до Норвежского моря
Шрифт:
За всю скатовскую установочно-сдаточную эпопею я не могу выделить отдельных людей или группу, чья работа была бы важнее или нужнее, чем работа других. Никаких сравнений типа хуже или лучше и быть не может. Все работали на совесть, с большой отдачей, не задумываясь даже о той степени риска, которой подвергали себя, начиная с работ на стапеле. Не устану повторять, что условия работы для всех нас всегда были тяжелыми, но и не устану повторять, что самые тяжелые условия работы, тяжелей которых было трудно придумать, здесь я могу выделить, были у тех скатовцев, которые работали с основной антенной и особенно, когда она оказалась в замкнутом объеме носовой оконечности.
Из соседнего цеха приехало и было установлено ограждение рубки уже с нашими обтекателями для антенн ОГС и связи, которые быстро были установлены на свои места. Теперь сооружение однозначно напоминало лодку. Закрылись легким корпусом на левом борту антенны первой подсистемы. Очень сложно происходило закрытие обтекателями бортовых антенн связи, оказалось много технологических проблем.
В один из теплых майских дней всех ответственных сдатчиков всевозможных лодочных систем и одного заместителя ответственного сдатчика пригласили на совещание-знакомство с Председателем Государственной комиссии по приемке лодки. Тогда я и познакомился с контр-адмиралом Борисеевым. Этому знакомству суждено было быть до полного завершения всех испытаний комплекса в 1982 году. Николай Сергеевич был уже не молод, принял много лодок и, как говорили, был очень и очень осторожен. Запомнился мне Николай Сергеевич с постоянным во рту мундштуком, с вставленной в него длинной сигаретой с фильтром, который он держал, как держат трубку. Он был заядлый курильщик. Знакомство происходило так. Ответственный сдатчик лодки Башарин произносил название системы и тут же вставал некто и сообщал свою сдаточную должность, фамилию и делал очень короткий доклад. Борисеев, не выпуская изо рта мундштук, что-то записывал в блокнотик. Когда Башарин произнес «Скат», встал некто Тесляров и сказал: «Заместитель ответственного сдатчика опытного образца ГАК „Скат“». Борисеев, глядя в сторону Башарина, спросил, а где ответсдатчик. Башарин пожал плечами. Тогда я и сказал, что ответственным сдатчиком является Главный конструктор комплекса, Генеральный директор ЛНПО «Океанприбор» Громковский. Адмирал переспросил: «А вы его заместитель?» По военному четко я ответил: «Так точно» и с сожалением добавил, что только в части сдачи комплекса. Знакомство состоялось.
К концу мая началось начальственно-океанприборовское знакомство с лодкой и установленным на ней комплексом. Проходило оно по строго возрастающей должностной иерархии и создавалось впечатление, что было специально кем-то распланировано, а я то и дело получал задание встречать у проходной очередного начальника. Первым нанес визит начальник нашего отдела Николай Алексеевич Князев. Программа была составлена мной таким образом, что начинался осмотр с общего вида лодки на стапеле, затем подъем по лесам и проход в открытую носовую оконечность, где хорошо была видна наша антенна, затем вход с открытого торца в первый отсек, после которого снова выход на леса, подъем на самый верхний этаж (на крышу) и переход на правый борт со спуском на пару этажей, чтобы можно было увидеть еще не «зашитую» бортовую антенну шумопеленгования и затем в кормовой части бортовую антенну связи, потом опять подъем и любование гондолой. Чтобы спуститься на землю нужно было, так или иначе, двигаться в нос и, когда уже можно было сойти с лесов, я предлагал заглянуть еще и в капсулу. Правда, пробраться к горловине капсульного люка тогда было неимоверно сложно. Князев не только мужественно выдержал весь запланированный экскурс, но и сделал серьезное замечание по поводу вероятности увеличения акустической помехи в носовой оконечности за счет возможного стравливания воздуха из баллонов с воздухом высокого давления, которые были установлены в пространстве между капсулой и антенной (впоследствии эти баллоны были заварены). Через пару дней я встречал у проходной начальника нашего отделения Бориса Николаевича Тихонравова. Его визит ограничился только наружным осмотром, внутрь этого «кипящего котла» проникать он не захотел. Самым интересным был визит зам. Гл. инженера Василия Михайловича Белозерова. Выдался очень жаркий день и можно себе представить, какая температура была в цеху и особенно внутри лодки. Начали мы осмотр строго по плану. И вот, когда мы пробирались назад из первого отсека, лодку как будто немного качнуло и раздался звук небольшого удара. Каково же было мое удивление, когда вместо открытого торца первого отсека, я увидел межотсечную переборку с круглой дырой. Оказалось, что произошла стыковка двух секций лодки и мы вынуждены были продираться через трюмы второго и третьего отсеков пока вылезли на свободу. Белозерову это явно не понравилось, тем более, что ничего интересного по пути мы не увидели. После осмотра бортовых антенн и гондолы я предложил спуститься в капсулу, но желание продолжать дальше экскурсию у нашего важного, преисполненного своей значимости зам. Гл. инженера уже не было, он был весь в поту и сказал, что капсулу посмотрит в другой раз. Затем приехал Главный инженер нашего Объединения Роблен Хоренович Бальян. Со свойственной ему стремительностью мы буквально пролетели по скатовским достопримечательностям лодки, включая и капсулу. Вот только бортовая антенна шумопеленгования уже и с правого борта была закрыта легким корпусом, а связная случайно оказалась открытой, т. к. накануне срезали неправильно установленный обтекатель. В первых числах июня приехал сам Генеральный директор-Главный конструктор и Ответственный сдатчик комплекса, совместив беглый осмотр лодки с осмотром нашей уже новой и большой шары в здании предприятия ЭРА, где он устроил небольшой спектакль, ругая меня за мою же просьбу о
Сколько я помню визитов нашего директора (на ЛАО в Северодвинск или в Западную Лицу) он всегда считал необходимым принародно меня отругать, причем сценарий базировался всегда на моем неумении работать и не обращении к нему за помощью (я не умел работать с бухгалтерией, c отделом труда, со снабжением, с транспортниками и др. службами, непосредственно находящимися в ведении директора). Вероятно, так было надо и Громковский каждый раз устраивал «театр», по своей натуре он был актёр, ему нужны были зрители и причем его совершенно не интересовал зрительский уровень. Как подлинно актёр народный, он играл для всех и особенно блистал актёрским мастерством, если среди зрителей оказывались представители морфизовского рабочего класса или других предприятий. А то, что при очень редких к нему обращениях его реакцией была стандартная фраза (как и в этот раз): «Послушайте, Тесляров, решите этот простой вопрос сами», он забывал.
Вспоминая эту экскурсоводческую ветвь моей работы на ЛАО, не могу вспомнить ни одного визита руководителей наших общественных организаций. Почему-то ни верный помощник партии — комсомол, ни она сама, ни школа коммунизма — профсоюз не захотели воспользоваться удобным случаем строительства лодки с одним из главных заказов института и объединения прямо в Ленинграде и хотя бы просто побывать там, «сделать зарубку», посмотреть, как и в каких условиях работают комсомольцы, партийцы и просто члены профсоюза. Но, когда несколько лет спустя, уже после сдачи комплекса в полном объеме, происходило вручение правительственных наград за создание головной подводной лодки, в числе которых были и нам предназначенные, то партийцы и бывшие комсомольцы, достигшие к тому времени парткомовских вершин, как и рекомендованные ими к награждению сотрудники, не имевшие никакого отношения к комплексу «Скат», стояли с широко расправленными плечами, подставив свою грудь под награды существенно высшего достоинства, чем, к сожалению, немногие непосредственные участники скатовских событий.
«Боря, наливай»
Постепенно сооружение становилось похоже на лодку не только снаружи, но и внутри. Почти все строительные работы в капсуле были закончены и она была в нашем распоряжении. Средняя палуба 1 отсека украсилась стройными рядами скатовских приборов и в отсеке хозяйничали две бригады монтажников эры. Одна прокладывала кабели, другая напаивала на их концы разъемы. Сразу же вылезли наружу наши ошибки в таблицах распайки, которые нужно было сходу устранять. Сначала была установлена, как сейчас говорят, «горячая линия» телефонной связи с институтом, но очень быстро она стала остывать, т. к. мы начали получать пополнение нашего ограниченного морфизовского контингента в лице комплексных разработчиков подсистем и разработчиков конкретных приборов, перед которыми стояла задача исправлять ошибки и идти по следам монтажников эры, проверяя правильность распайки кабелей, «прозванивать» их перед их подключением к приборам, а потом и проводить предварительную проверку приборов. На диспетчерских совещаниях строители уже начали поговаривать о спуске лодки на воду, подаче электропитания с берега и в дальнейшем, после физического пуска реактора, опробовании электропитания и вентиляции от корабельных систем, а также о проведении швартовных испытаний.
Ситуация с испытаниями была не совсем обычна, как и со многим, что касалось этой лодки. Несмотря на то, что это была головная лодка большой серии нового проекта, её системы, машины и механизмы во многом были аналогичны серийным лодкам проекта РТ. Вероятно, поэтому в решении высоких инстанций и был определен срок сдачи лодки в 1977 году (чего там церемониться!). Нельзя сказать, что высокие инстанции совсем уж ничего не понимали с положением дел у опытных образцов гидроакустического и навигационного комплекса, корабельной информационной системы и некоторых усовершенствованных по сравнению с проектом РТ других систем. Поэтому нам предписывалось в период сдачи лодки в 1977 году обеспечить только безопасность её плавания (всего-то, без проведения каких бы то ни было собственных испытаний!!), а швартовные и ходовые испытания (мероприятия «Куплет-1» и «Куплет-2») провести в 1978 году и в 3-ем квартале 1979 должны были быть проведены государственные испытания (мероприятие «Обух»).
С навигационщиками было проще и они почти всё должны были закончить вместе с лодкой (главное правильно войти в меридиан и ни за что из него не выходить), а потом лишь проверить функционирование в высоких широтах. С биусовцами было совсем хорошо, сроки их испытаний вообще были не ясны и уходили в такие дальние дали, что из 77 года были совершенно не видны (вероятно сказывалась их территориальная близость к высоким инстанциям), что в определенной степени помогло и нам в дальнейшем отделить принципиально новые пятую и шестую подсистему комплекса от первых четырех и провести отдельно их настройку и испытания.
Ну, а пока мы прозванивали кабели, перепаивали разъемы, «стучали» на основную антенну, крутили ручку «мегера», закрывали построечные удостоверения ругались с заводскими конструкторами, технологами и даже с Заказчиком, подписывали бесконечные протоколы с какими-то отступлениями, отбивались на диспетчерских от наскоков строителей и монтажников эры, водили экскурсии, иногда стояли на лаовских «коврах», вели собственную бухгалтерию и всяческий учет, писали служебные и докладные записки и один раз в месяц праздновали получение расходных материалов.