От «Кон-Тики» до «Ра»
Шрифт:
Рисунки позволяют судить о подробностях. Вот стоят люди и срезают у воды папирус с пушистыми соцветиями. Другие несут на спине снопы папируса к «верфи», и здесь строители вяжут лодки в виде полумесяца. Можно различить все тонкости — инструмент, материал, оснастку, даже груз на палубе готовой лодки. Большинство лодок маленькие, предназначенные для рыбной ловли. На самых больших одна или две каюты, двойная мачта, прямой парус, очень совершенная оснастка. Словом, очевидно, что папирусная лодка играла важнейшую роль в культуре Древнего Египта. Она занимала центральное место и в мифологии, и в погребении царей, и в речном судоходстве, и в жизни рыбака.
Когда
Мы не знаем, широко ли эти лодки были известны на атлантическом побережье Африки. Во всяком случае, в устье реки Лукус в Марокко камышовые лодки — по-местному «мади» — использовали еще в начале нашего столетия. И хотя Библия с «Естественной историей» Плиния — единственные письменные источники, сообщающие о том, что египетские папирусные суда ходили в открытом море, логически напрашивается вывод, что прототип египетской ладьи был рассчитан не для рек, а для моря. Если бы судно с самого начала предназначалось для плавания по рекам, ему придали бы форму плота, плоскодонки, пироги. Высокий, изящно изогнутый нос и такая же корма на древнейших египетских «солнечных» ладьях явно призваны защищать команду от волн и прибоя у открытых берегов.
Только представители древних мореходных культур, совершавшие дальние плавания, например полинезийцы, жители некоторых островов северной части Тихого океана и викинги, придавали носу и корме своих ладей форму лебединой шеи, что позволяло им легко переваливать через бурлящие волны.
В Египте, задолго до того как была воздвигнута знаменитая пирамида Хеопса, развилась оживленная заморская торговля с Ливаном. Из болотистой дельты Нила в Библ, древнейший порт мира, вывозили папирус. Там из него делали бумагу для книг — «библий»; по книгам был назван и город. Возвращаясь из Библа, суда везли в Африку кедр, древесина которого чрезвычайно высоко ценилась в Древнем Египте. Новый материал ускорил развитие судостроительной техники египтян, а возможно, и изменил ее. У папирусной ладьи было то преимущество, что она не могла быть потоплена волной и не боялась течи. Но папирус, впитывая воду, со временем начинал гнить, а веревки снаружи истирались о песок и камень. И по примеру других мореплавателей, применявших рассчитанные на десятилетия деревянные суда, египтяне перешли на доски, сшивая их веревками. Правда, их первые деревянные суда можно назвать «папириформными». Консервативные египтяне сохранили традиционные обводы древней папирусной ладьи, как ни трудно было плотникам придавать деревянным судам ту же форму, которая отличала плавно изогнутые связки папируса.
Мы не знаем, долго ли папирусные ладьи продолжали применяться наряду с «папириформными» деревянными судами. Во всяком случае, и в нашу эру несомненно делали из папируса небольшие лодки для рыбной ловли и спорта. Деревянные суда фараонов, например принадлежавший Хеопсу большой «папириформный» корабль
В наши дни в Египте совсем не знают папирусных лодок. Причина проста: в стране, где папирус некогда был важнейшим элементом культуры, этого растения больше нет. Папирус, наряду с цветком лотоса ставший символом Древнего Египта, вообще был бы неизвестен современным египтянам, если бы не несколько растений в бассейне у Каирского музея и если бы он не был одним из первых материалов, на которых человек запечатлел события истории.
Теперь за папирусом надо подниматься далеко за пределы Египта, вверх по Нилу в сердце Африки. Здесь, в глухих местах, сохранился до наших дней и папирус, и обычай делать из него лодки.
Чтобы узнать эти лодки не только по фрескам, я решил отправиться на озеро Чад в одноименной африканской стране. Через эту страну проходили маршруты работорговцев; она еще в древности поддерживала контакт с далекой долиной Нила.
В Республике Чад нет железных дорог и автомобильных дорог с твердым покрытием за пределами столицы Форт-Лами, имеющей аэродром и великолепную гостиницу. Чтобы добраться до озера вместе с сопровождавшими меня кинооператорами, я взял напрокат два джипа с опытными местными водителями.
И вот мы катим на север. Сухая саванна постепенно перешла в настоящую пустыню — Южную Сахару. Где было можно, мы старались ехать по старой колее. Навстречу попадались только арабские пастухи со стадами коз и другого скота да небольшие караваны верблюдов.
Температура в тени +50°, и негде укрыться от зноя… Добравшись под вечер до селения Бол, мы мечтали лишь об одном: поскорее пробежать через заросли зеленого папируса и нырнуть в голубое озеро. Но водитель остановил нас, предупредив, что вода кишит шистозомой — так называется червь, который проникает под кожу и там размножается.
Бол — сотни соломенных хижин в виде улья — главное селение у озера Чад; здесь живет султан и находится полицейское управление. Связь с внешним миром поддерживается по радио, иногда с помощью джипа, или баркасом через озеро, или же на одномоторном четырехместном самолете (когда он не сломан).
Здесь мы познакомились с Умаром и Муссой, оба из многочисленного племени будума, люди которого ловят рыбу с папирусных лодок, как это делали жители берегов Нила тысячи лет назад. Оба — рослые, крепко сложенные; лица открытые, приветливые. Умар жил в соломенной хижине, а его брат Мусса поселился на одном из плавучих островов, которых на мелком озере Чад тысячи. От берега до берега так далеко, что и не видно; но лишь посредине озеро чистое. Плавучие острова сложены волокнами гниющего папируса и других водных растений, скрепленными вместе живыми корнями. На этих островах будума строят себе жилье, держат скот, сеют сельскохозяйственные культуры. Когда скот нужно перегнать на лучшее пастбище, он сам плывет с острова на остров.
Умар и Мусса связали для нас небольшую папирусную лодку. Мы испытали ее в окружении целой флотилии таких же лодок, потом водрузили на кабину джипа. Мусса был профессиональный мастер. Мы узнали, что он однажды сделал из папируса ладью, на которой перевезли через озеро в Нигер восемьдесят коров. Сам Мусса говорил только на языке будума, но Умар переводил на местный арабский диалект, а их товарищ Абдулла с арабского на французский.
Мои новые знакомые мне очень понравились. Это были люди со светлой головой и отличным чувством юмора: лишнее доказательство того, как нелепо судить о человеке по цвету кожи.