От первого лица
Шрифт:
— Ох! Да куда ж это...— охнула она.
Я махнул на нее рукой и открыл дверь своей комнаты. Жестом я пригласил Хеопса туда. Он вошел. Я успел подумать, что это счастье — жить в старом доме с высокими потолками и двустворчатыми дверями. В нынешних квартирах трудно принимать слонов.
Я тоже вошел в комнату. Хеопс стоял посредине, свесив хобот. Его глаза тревожно смотрели на меня.
— И что же будем делать? — спросил я.
Хеопс, естественно, ничего не ответил. Я посмотрел на часы. Была половина четвертого. Внезапно из-под тахты выпрыгнул
— Ладно, Хеопс, не бери в голову,— сказал я.— Утром разберемся.
Заснуть, конечно, не удалось. В темной комнате тяжело вздыхало тело Хеопса. Я ворочался на тахте, то закрывал, то открывал глаза. Потом встал и принес Хеопсу яблоко. Моей руки коснулся теплый и мягкий кончик хобота. Яблоко исчезло с ладони.
Утром я выскочил в коридор и поймал Лидию в тот момент, когда она провожала незнакомого мне молодого человека.
— Если кто-нибудь узнает о слоне — будет плохо,— грозно сказал я.— Я расскажу ему, и он перевернет все вверх дном. Понятно?
— Понятно, понятно...— закивала Лидия.
Молодой человек тоже кивнул. Он хотел кивнуть небрежно — подумаешь, мол, о чем тут говорить! Слон в квартире! Но согласие вышло принужденным.
Затем я предупредил маму: Грачу — ни слова. Мама отнеслась к появлению Хеопса спокойно. Все-таки ничего, кроме ковриков, маму по-настоящему не волнует.
После этого я позвонил Папазяну.
— Что новенького, Аветик Вартанович? — осторожно спросил я.
— Новеньким, Тиша, залиться можно! По самую крышу! — возбужденно прокричал Папазян.— Хеопс пропал!
— Как?
— А вот так. Ночью сорвал с крыши сарая оцинкованный лист, положил его на шипы и вышел, как по мостику. След собака не взяла.
— Какая собака?
— Овчарка милицейская. Его уже вся милиция ищет. Слон в городе, представляешь! Прости, Тиша, мне некогда сейчас, позвони позже...
Не знаю — почему, но я не сказал правды Аветику Вартановичу.
Хеопс все так же понуро стоял посреди моей комнаты. Светильник, подвешенный к потолку, упирался плафонами в его темя. В глазах слона была страшная тоска. Он словно хотел что-то сказать мне — и не мог. Он был бессловесной тварью, которой суждено страдать молча.
— Что-нибудь придумаем... Что-нибудь...— твердил я.
Слон начал медленно раскачивать хоботом. Серая толстая труба тяжело летала по комнате, аккуратно избегая встречи с мебелью. В комнату вошла мама.
— Сын, слоника нужно покормить,— сказала она.
Я не ожидал от мамы такой чуткости. Позвонил в КБ, сказал, что приду позже, а сам взял пустой рюкзак и побежал в овощной магазин. Рюкзак я набил морковкой и репой. Когда я вернулся, Хеопс отдыхал, стоя на коленях, а мама творчески работала. Она шила портрет Хеопса в интерьере. Позвякивали ножницы в маминых руках, на пол падали цветные лоскутки, строчила машинка.
Фантастическая картина — слон на фоне книжных полок — возникала под мелькающей иглой.
Я положил перед Хеопсом рюкзак. Мама встала из-за
— Сын, пойди и поговори с ней,— сказала она.— Объясни ей ситуацию. Невозможно — он так страдает!
Я опять почувствовал себя бессловесным идиотом. Неужели я сам не мог до этого додуматься?
— Я побуду с ним,— сказала мама.
Я побежал в КБ. По дороге я набил портфель репой, чтобы заправить Нефертити. Я сомневался, что ее догадались покормить.
Так оно и было. Слониха стояла выключенной в пустом помещении сборочного цеха. Она уже никого не интересовала. Я высыпал ей в пасть репу и дернул за хвост.
— Привет,— сказал я.— Как настроение?
— Убийственное,— сказала она.
Я очень осторожно рассказал о ночном визите Хеопса.
— Он сидит у меня. Настроение у него тоже не ахти,— сказал я.
И вдруг слониха, молчавшая, пока я рассказывал, зарыдала в голос. Из синтезатора речи лились всхлипывающие звуки. Кто учил ее этому? На искусственных глазах Нефертити появились слезы. Ничего такого для слез не было заложено в ее схему. Это я знал точно.
— Что вы сделали?.. Что вы наделали! — рыдая, говорила она.— Я не знаю — кто я! Не слон, не человек, не женщина, не слониха... Что я могу ему дать? Мне кажется, я научилась его понимать... Но я не могу, не умею быть ласковой с ним. Это значит — обманывать его, обещать больше, чем я умею... Провались вся ваша наука!
— Перестань... Ну, пожалуйста, перестань!..— говорил я, гладил ее по хоботу, и мне казалось, что он теплый, согретый живой кровью.
— Разберите меня,— тихо попросила она.— Я так не могу.
— Это пройдет, держись,— сказал я.— Очень непросто быть понимающим существом — слоном, человеком. Тяжело это. Ты должна стать слонихой. Во что бы то ни стало...
— Вряд ли я сумею,— сказала она.
Я пошел к Карлу и спросил, что будем делать дальше. Естественно, о Хеопсе я помалкивал.
— Все уже решено, Тихон Леонидович,— сказал Карл.— Эксперимент завершен, мы получили много данных. Надо их обрабатывать и включаться в работу над нашим котеночком.
— А Нефертити?
— Мы передаем ее на Выставку достижений. Я уже договорился. Завтра отгружаем ее в Москву. Неплохая реклама для КБ, как вы считаете?
— И что же она будет там делать?
— Демонстрировать свои способности трудящимся. Ей есть что показать.
— Так-так...— сказал я.— Так-так...
План созрел у меня в голове мгновенно. Я не колебался ни секунды, хотя знал, что это будет, вероятно, моя последняя акция в КБ. Но игра, безусловно, стоила свеч.
11. ВОЗВРАЩЕНИЕ
Прежде всего я достал дубликат ключа от помещения сборочного цеха. Это не составило особого труда. Затем я пошел домой. Мама уже вышила портрет Хеопса. Коврик висел у меня над тахтой. Округлая фигура слона из серого бархата и цветные полоски, изображавшие книги, шкафы, стулья. Слон выглядел беспомощным в городской квартире.