От рук художества своего
Шрифт:
Иван Яковлевич долго смотрел, отходил, нагибал голову то влево, то вправо, потом сказал:
— Хорошая картина! Отделка тщательная, колорит выдержан, прилежания и усилий истрачено много! Вот и все. Вольная картина, видать, что писана по охоте, а не по принужденью.
— Ну, спасибо, Иван.
Андрей подошел к нему, чмокнул в жесткую щеку.
Вишняков взглянул на Матвеева, загадочно улыбнулся, спросил:
— Ты что же, хочешь это сдать заместо заказного? Того же Савку, да на других санках, а?
"Раскусил-таки!
А сказал как ни в чем не бывало с усмешечкой:
— А что? Была не была, хочу спробовать, авось сойдет.
— Гляди, Андрей, одна спробовала — медведя родила, как бы голова твоя с плеч долой не сошла. — Вишняков провел указательным пальцем по горлу.
А сам с гордостью подумал о том, что такому, как Матвеев, художнику все по плечу. Высвободил он все немалые свои силы, оперся на собственные крылья и летит, летит, никто его не остановит… Большую Андрей высоту набрал в художестве, большую!
— Дьявол ты, Андрюха, — сказал Вишняков Матвееву. — Написано нежно, светло, цветно! Все крепко, богатый коричневый фон. Раскатал слой краски, как аглицкое сукно. Увязано в одно, слажено, это ж надо, сущий дьявол! Ну, тащи с богом! Ничего они не раскусят. Сполнено по всей форме и со тщанием. Чего же им еще?!
Меж тем императрица постояла, посмотрела, потом обернулась к герцогу.
А Бирон, или Бирен, а может, и Бюрен, смотрел на картину внимательно и холодно. Андрею казалось — подозрительно. У Бирона был цепкий взгляд знатока. Андрей ощутил укол дурного предчувствия.
"Курляндца не проведешь!"
А Бирон, который кроме лошадей питал тайную слабость к свободным художествам и уважал их, обратился к Андрею:
— Это и есть…
— Так точно, это двойной портрет, ваше высочество… Сие мне и заказывали!
Неожиданно для себя Андрей бойко ответил по-немецки и тут же почтительно поклонился, хотя у него все поджилки дрожали.
Герцог продолжал молча смотреть на картину, словно вслушивался в нее.
Карлица вдруг едва заметно, но все-таки явственно кивнула моляру головкой и подмигнула крошечным, как бусинка, глазком.
"Сойдет, — вдруг мгновенно решил Андрей, — ей-богу сойдет, честное слово, сойдет!"
А карлица скорчила гримасу в спину Бирона и показала ему розовый язык толщиной с палец.
От неожиданности Матвеев хмыкнул носом.
Бирон повернулся к императрице и сделал какое-то незаметное движение. Потом он порывисто подошел к самой картине, присмотрелся к какому-то месту на ней и даже потрогал это место растопыренными пальцами. Он глянул на Матвеева жестким, царапающим взглядом.
"Попался, — застучало у Андрея в висках. — Теперь могила. Если герцог раскусил, унюхал, то ждать от него милости — все равно что от бабы добродетели".
— Так, значит,
— Он самый, ваше высочество, это принцесса Анна и принц Антон, — ответил Матвеев, выдерживая взгляд герцога.
Глаза Бирона держали моляра, как когти. И Андрей увидел в них коварную, торжествующую хитрость, но он так и не понял: догадался герцог или только заподозрил?
Матвеев посмотрел на императрицу, потом на Бирона. Она — вся черная, он — весь белый. Оба чужие, холодные. А где-то там, между ними, невидимый и неслышимый, положив голову на лапы, дремал ангел смерти Андрея.
Императрица подошла к креслу и тяжело опустилась в него. Бирон стал рядом.
Андрей искал зацепку спасения.
И тут ему в глаза ударило большое квадратное зеркало на стене над креслом императрицы. Не само даже зеркало, а часть спины императрицы, отраженная в нем. Ее величество как бы вывернули вдруг задней частью вперед.
Андрей сделал полшага влево и сдвинул спину. Теперь она пришлась по центру зеркала. Андрей видел уже целиком широкую, выпуклую, крутую спину с мощными, круглыми плечами и короткой молочно-белой шеей с глубокой впадиной, закрытой кудельками. Художник смотрел на спину цепким взглядом мастера, прикидывающего, как лучше рисовать.
"Бабища! — подумал Андрей с облегчением. — Даром что самодержавная, такой бы в самый раз на Сенной рынок за покупками ездить!"
Восторг перед натурой сделал свое, страх в Андрее понемногу начал растворяться.
— То, что важнее всего дня нас было в этом портрете, как будто есть, — заговорила императрица, — взаимная любовь и согласие… Только сдается мне, что сходство сбилось: что-то Анна вышла на себя не похожа, а? — спросила она, обращаясь к Бирону. — Да и принц тоже…
Герцог молча кивнул головой и пожал плечами:
— Такие портреты делают в разных странах давно. В Нидерландах, во Франции и в Испании. Даже моляры часто малюют сами себя с супругой. Что-то такое, помнится, есть у Ван Рейна и у его светлости Питера Рубенса… Так что…
— Двойной портрет, — повторила императрица задумчиво и значительно, но, кажется, только с тем, чтобы хоть что-нибудь сказать. Она как-то враз сникла и погасла.
В глазах ее уже не было ничего, кроме обычной скуки. Ей все очень быстро надоедало. Сдержку ее падающего настроения мог произвести только герцог.
Бирон снова взял в обе руки руку Анны Иоанновны. И сказал:
— Яхонты-то как блестят…
— Их сиянье, — бойко подхватил Андрей, — и есть тот священный символ слияния двух любящих сердец, коего я более всего добивался!