От Самары до Сиэттла
Шрифт:
Учитель французского был явно недоброжелательно настроен по отношению ко мне. Когда я делал одну ошибку в письменной работе, он снижал мой балл на единицу, хотя полагалось только на одну четверть балла. Когда я протестовал, то он отвечал, что я - первый ученик, поэтому не должен допускать ошибок. То же было при устных ответах: он снижал оценку за малейшую ошибку. Он просто ненавидел тех, кто жил на пансионе.
В конце второй четверти моя суммарная оценка была такой же, как и у Ветчинкина, который был вторым учеником. Классный руководитель, которого мы все любили, решил провести испытание для нас двоих, и в нём я победил, снова став первым в классе. Когда учитель французского вновь спросил,
Когда я учился в первом классе, то нередко дежурил вместе с Ветчинкиным: вытирали доску, приносили мел и учительский журнал в класс, наводили порядок и так далее. Чем больше времени мы проводили вместе, тем крепче становилась наша дружба.
Я думаю, что жизнь в общежитии научила меня дисциплине в работе: для меня стало естественным заниматься по вечерам, а когда я заканчивал делать домашние задания, то читал или помогал другим в их занятиях.
В четвёртом классе у нас появился новый учитель математики, который попытался учить нас точности выражения. Он предложил нам попробовать выражать математические задачи короче, чем это делал он, но не упуская самых важных пунктов. Я попытался и обнаружил, что это невозможно сделать. В конце концов, я вынужден был повторять слово в слово его формулировки, даже если они были очень длинными. Этот тренинг мне очень пригодился в моих будущих инженерных штудиях. Однажды он предложил мне доказать геометрическую теорему без чертежа. Я описал чертёж словесно и расставил буквы там, где нужно, а он сделал этот чертёж на листке бумаги. Затем я продолжил доказательство с закрытыми глазами. И обнаружил, что это совсем не трудно, благодаря той тренировке, которую предложил учитель. Это был последний раз, когда он вызывал меня к доске. Он преподавал математику у нас в течение трёх лет.
Когда мы перешли в шестой класс, у нас появились предметы по экономике: политическая экономия, экономическая география, технологии сырья, экономическое законодательство и бухгалтерия. Всё это - как дополнение к основной программе средней школы и трём языкам: немецкому (с подготовительного класса до выпускного), французскому (с первого класса до окончания школы), английскому (с пятого класса до последнего). Несмотря на большую загруженность учёбой появились внешкольные интересы , и я был в это вовлечён.
Была первая половина 1904 г. В Манчжурии шла русско-японская война, не очень успешно для России. В обществе усиливалось недовольство: патриоты обвиняли бюрократию в ошибочных решениях, “либералы” говорили, что война -это авантюра, причина которой кроется в личных интересах. Социалистическая пропаганда усиливалась, и мы были заражены ею. Молодые, не имея опыта, всегда следуют за лозунгом справедливости для всех, особенно для обделённых групп населения. В последних не было недостатка: большие расходы на оборону страны легли тяжёлым грузом на крестьян, то есть на большинство населения; недостаток накопленного капитала был причиной низкой заработной платы и малых вложений в промышленность. Это я понимаю сейчас, но тогда это было для меня не ясно.
Наше училище было организовано и поддерживалось Московской Биржей, очень консервативной организацией. Тут я хотел бы пояснить: люди, которые создавали и развивали бизнес, не были реакционерами, так как они действительно развивали экономику. Но они и оглядывались назад, были прогрессистами и консерваторами одновременно, хотели сохранять
Трудно понять, почему большая часть учителей старших классов, где училась молодежь от 16-ти до 19-ти лет, принадлежала к социалистическим и радикальным политическим группам. Преподаватель русской литературы Владимир Фрайх был марксист, который затем работал в Академии Наук при советском правительстве после революции 1917г. Очень тонко он обращал наше внимание на социальную несправедливость, отражённую в литературе, подчёркивал недостатки нашего общества. Наиболее чувствительные к этому ученики приглашались в специальные группы, где он “накачивал” их марксистскими идеями.
Преподаватель политической экономии был социал-революционером, разрабатывающим философию этой партии (Керенский был её членом). Это была, главным образом, “крестьянская партия”, настаивающая на разделе земли между крестьянами. Социал-революционеры полагали, что история делается не массами, а интеллектуальными лидерами. Этот преподаватель описывал недостатки общества, такие как, неравенство, несправедливость, неравномерное распределение богатства.
Преподаватель коммерческой географии был сторонником анархизма, но его идеи были слишком абстрактны для нас. Учитель истории обращал наше внимание на влияние экономических факторов на исторические события, никогда не упоминая о влиянии религии или стремлении к свободе и независимости, которые двигают людьми. Вне школы, из газет мы узнавали о множестве дискуссий в том же роде.
В результате, большинство в нашем классе стало интересоваться социалистическими теориями. С 1904 г. я начал читать труды социалистов, начиная с Прудона и других ранних социалистов. Потом я заинтересовался Михайловским, идеологом социал-революционной партии. В связи с ним я впервые услышал о его оппонентах - Плеханове, Ленине и Со. Прочёл несколько интерпретаторов Маркса. Затем я купил полное издание “Капитала” - Введение и три тома. Кстати говоря, социалистические теории не были запрещены, и эти книги можно было найти в любом книжном магазине.
К тому времени я уже знал, что теория Маркса наиболее уважаема. К счастью, я происходил из семьи делового человека и знал кое-что о стоимости, ценах, прибыли и убытках. В “Капитале” я столкнулся с некоторыми утверждениями, которые не соответствовали моим представлениям о бизнесе.
Мой опыт говорил мне, что:
– цена контролируется спросом и предложением, а не себестоимостью;
– производительность труда в большей степени зависит от капиталовложений в оборудование, чем от личных усилий;
– организаторы производства влияют на эффективность этого производства в большей степени, чем все усилия рабочих;
– прибыль определяется выбором рынка сырья, расположением производственных мощностей, организацией продаж, а не эксплуатацией рабочих.
Утверждения Маркса были противоположны этому. Поэтому, когда я закончил читать второй том “Капитала”, я отбросил эту книгу и в спорах занимал анти-социалистическую позицию. Это интенсивное чтение продолжалось в 6-м и 7-м классах.
В шестом классе я оставался первым учеником, но с седьмого класса я начал сдавать свои позиции и занимал сначала четвёртое, а потом и седьмое, и девятое места. В конце седьмого класса мы начали обсуждать поступление в университет. Меня привлекал Петербургский Политехнический институт, новое учебное заведение, поддерживаемое Министерством финансов. Я узнал, что туда студенты отбираются по их школьным аттестатам и конкуренция очень высокая. Я очнулся и попытался наверстать, но всякие неурядицы в школе не позволили мне исправить оценки, поэтому я должен был сдавать выпускные экзамены.