От счастья не убежишь

Лэмпмен Каролин

Губы Коула прикоснулись к ее шее, и желание превратилось в неутолимую жажду... Его руки нащупали тесемку сорочки. Он развязал ее, потянул за ворот – и тонкая ткань послушно сползла с плеч. Ладони Коула последовали за ней и ощутили тепло и упругую мягкость груди. Поцелуи его спускались все ниже и ниже.

Глухо застонав, Коул подхватил Стефани на руки и понес к кровати. Видит Бог, он не собирался соблазнять ее: просто потянулся к ней, как мотылек к огню. А теперь он не мог погасить снедавшую их обоих страсть. Не мог и не хотел.

Стефани едва ли

заметила, как ее панталоны полетели на пол. Она чувствовала только.

как нежные руки и губы исследуют ее тело с головы до ног, и каждое прикосновение наполняет ее сладкой истомой. Возбуждение придало Стефани смелости. Она расстегнула несколько пуговиц у него на рубашке и коснулась мощных мускулов и курчавых волос на груди. Приникнув губами к его шее, она скользнула руками к воротнику и начала снимать рубашку – и нетерпеливо вздохнула, когда руки Коула застряли в рукавах.

Шумно вздохнув, Коул встал с кровати. Стефани досадливо прикрыла глаза – но он тут же вернулся, избавившись от одежды. Коул укрыл их обоих одеялами и начал целовать тонкую кожу под маленьким ухом.

– Боже, что ты со мной делаешь, – задыхаясь, прошептал он.

Она с необузданной страстью ласкала его спину и плечи. Гладкая кожа его была горячей, а мускулы вздувались и вздрагивали. Стефани упивалась Коулом – как непохожи были его мощные мышцы на мягкие изгибы ее тела! Дрожа от наслаждения, она гладила пальцами ноги его волосатую голень, ее руки и губы скользили по каждой линии его прекрасного мужественного тела.

Огонь, горящий в крови, переместился в самую сердцевину ее существа и властно требовал чего-то, чему она не могла дать названия. Коул мягко перевернул ее на спину и вновь прильнул к ее губам долгим поцелуем. Она инстинктивно обвила его ногами, и он вошел в нее. Что-то заграждало ему путь, и, не успев понять, что это такое, он пробил хрупкую преграду. Но, едва он понял, его охватил стыд.

С ужасом он открыл глаза – и увидел в двух изумрудных омутах боль и удивление. «Господи!» – простонал он и зарылся лицом в простыню. Но что сделано, то сделано, и каяться теперь поздно. Он нежно целовал и ласкал ее, пока в ней вновь не вспыхнул огонь. Дождавшись молчаливого ответа, он медленно, безумно медленно начал движение. Она задышала часто и прерывисто, приветствуя каждый толчок тихим стоном. Коул задвигался быстрее, быстрее – и они слились в старом, как мир, но вечно новом блаженстве.

Несколько секунд он лежал, не в силах шевельнуться. Затем перевернулся на спину, обхватил ее еще трепещущее тело и крепко прижал к себе. Несколько минут они молчали, ожидая, когда выровняется дыхание. Он убрал с ее лица прядь волос.

– Тебе было хорошо?

Она взглянула на него с изумлением.

– Мне никогда в жизни не было так хорошо. Никогда в жизни, – убежденно повторила она. Коул знал, что это правда – ведь до сих пор с ней подобного не случалось. И она еще ничего не поняла. Ничего.

Он вздохнул и поцеловал ее в лоб.

– Теперь мы знаем, что Джеймс – тебе не муж.

– Почему? – удивилась она.

– Помнишь

боль?

Она кивнула.

– Еще бы не помнить!

– Такое бывает только в самый первый раз.

– Ты хочешь сказать, что я...

– Ты была девушкой, – закончил он.

– И все? – Она облегченно вздохнула. – Я боялась, что что-то сделала не так. Я ведь все делала правильно? – вдруг забеспокоилась Стефани. – То есть... мне показалось, что ты... что тебе понравилось.

Он улыбнулся и провел пальцем по ее подбородку.

– Ты была прекрасна. Просто восхитительна. – Он нежно уложил ее голову к себе на плечо. – А теперь спи.

Стефани счастливо улыбнулась, свернулась клубочком и тут же заснула.

Коул долго лежал без сна и смотрел в освещенное луной окно. Ему и в голову не приходило, что Стефани – девственница; да и знай он, это бы не помогло. Его не удержала бы никакая сила воли.

Что теперь? Джеймс – не муж Стефани, но она его любит. Может, он ее возлюбленный, и их пытались разлучить? Не исключено. А может, она даже замужем – бывают на свете и такие браки. Или она бежит от злого отца или кого-то, кто имеет над ней власть и не согласен на ее брак с Джеймсом? Как бы там ни было, рано или поздно она вернется к своему возлюбленному. К человеку, который не поддался искушению. А вот он, Коул, поддался.

Коул вздохнул. Конечно, вернуть ей девственность он не может, но может впредь держать себя в руках. Сделанного не воротишь, пусть хотя бы не будет хуже. Нельзя привязывать ее к себе. Настанет день, когда она уйдет, и ему придется с этим смириться.

Приняв такое благородное решение, Коул долго и безуспешно пытался уснуть. Он знал, что поступает правильно; но почему же он чувствует себя ребенком, у которого отняли конфету, едва он успел ее попробовать?

20

Лицо Стефани озарилось счастливой улыбкой. Она лениво потянулась и, в конце концов, открыла глаза. Она была одна: Коул куда-то ушел; лишь вмятина на подушке подсказывала, что совсем недавно он был здесь.

Стефани приподнялась на локте и обвела взглядом комнату. Куда он делся? Она уже забеспокоилась – но тут, громко топая, чтобы стряхнуть снег с ботинок, вошел Коул с ведрами в руках.

– С добрым утром!

В сиянии ее улыбки благие намерения Коула начали стремительно таять. Коула охватило неудержимое желание броситься в постель и не вылезать оттуда весь день.

– С добрым утром, – улыбнувшись, ответил он. Только не вспоминать, как щекотали кожу ее волосы! – Я откопал колодец, так что теперь не нужно растапливать снег.

Она все еще улыбалась, и Коул почувствовал, как по жилам пробегает знакомый огонь. Ему просто нельзя оставаться с ней в одной комнате! Отчаянно ломая голову в поисках выхода, он подошел к камину.

– Знаешь, похоже, мы сможем сегодня уехать.

Позади он услышал шорох одеял и уклончивое: «М-м...»

– Сумрак полон сил, но, боюсь, он не дотащит нас обоих по глубоким сугробам.