От Стамбула до Парижа
Шрифт:
На самом деле Чарли прав. У нас все хорошо, зачем что-то менять? Женитьба неминуемо влечет за собой разговоры о детях, а я не готова снова это обсуждать.
Чарли неловко поднялся, отодвинув меня, загремел кастрюльками и сковородками и достал из холодильника яйца и бекон. Похоже, разговор окончен. Он даже не знает, ответила ли бы я «да». Но знаю ли я сама?
Глава четвертая
Париж. Город любви, страсти и где-то трехсот тысяч протестующих. Из всех возможных выходных организаторы конференции выбрали те,
Возвращение в Париж принесло мне чуточку восторга; последний раз я здесь была в путешествии с Лиз. Тогда мы остановились в дешевом хостеле, а ели в кафе по типу «платите пять евро и ешьте сколько влезет». А теперь? Теперь я направляюсь в пятизвездочный отель «Marriott Rive Gauche» в четырнадцатом округе Парижа, в двадцати минутах на метро от Северного вокзала.
Я ухватилась за ручку чемодана и поправила лямку от сумки для ноутбука, что висела через плечо. Вокруг ревели протестующие.
– Excusez-moi, – я пыталась пробиться через толпу, заполнившую улицу, обсаженную деревьями.
Бесполезно. Толпы только увеличивались в размерах, но никак не уменьшались. Когда я только вышла из метро, протестующие уже заполнили каждый метр. Первая часть конференции начинается только через час, но, если мое продвижение по толпе так и не сдвинется с мертвой точки, времени у меня останется в обрез.
Затем произошло что-то странное. Мне показалось, что кто-то раздвинул толпу, потому что по другую сторону дороги я очень отчетливо увидела лицо.
Лицо, которое я никогда не забуду. Я открыла рот, чтобы позвать его по имени, но слова застряли где-то в горле. Стоило мне моргнуть, как он пропал. Меня дурит собственный разум?
Раз – и я вдруг снова выловила его в толпе. Значит, это не мое воображение, но он был слишком далеко, и звать его нет смысла. Я залезла в карман пальто за ингалятором. Пары лекарства отправились по горлу в легкие, и я снова стала четко мыслить. Ноги приросли к земле. Протестующие протискивались через меня, а я не могла и пошевелиться.
Рок судьбы? Предназначение?
Он повернулся, и наши взгляды встретились. Карие глаза с карамельным оттенком и пламенно-оранжевыми вкраплениями. Они никогда не сотрутся из моей памяти.
Крики протестующих стали тише, и я слышала только бешеное биение своего сердца. Меня будто затянуло в водоворот прошлого, хотя в некоторые воспоминания лучше не погружаться.
Он улыбнулся мне до боли знакомой улыбкой, и я на мгновение закрыла глаза. Когда я открыла их, его уже не было.
Глава пятая
Четырнадцать лет назад. Февраль
– Где ты, Лиз? Если я не доберусь до Гайд-парка к двум, чтобы послушать выступления, мне конец. Уже полпервого!
Я сбросила вызов. Последняя палочка зарядки на телефоне бойко
Позади меня выходили толпы людей со станции метро «Чаринг-Кросс». Голос Джона Леннона вещал из громкоговорителя, упрашивая проходящих дать миру шанс. Впереди плыли сотни и тысячи плакатов, за которыми угадывалась статуя Карла I на коне на Трафальгарской площади. Сразу бросалось в глаза то, что не было ни красных двухэтажных автобусов, ни черных такси. Улицы отдали людям.
Я закусила внутреннюю сторону щеки и проверила часы. Пятнадцать минут. Я устала ждать Лиз пятнадцать минут назад, и с тех пор продвинулась не больше, чем на сто метров. Если мои подсчеты верны, то мне понадобится пять часов, чтобы пройти два с половиной километра до Гайд-парка. О нет.
Грудь сдавило. Я потерла колючую шерсть джемпера, что мама связала и подарила мне на Рождество.
Эбби, у тебя нет причины паниковать, попыталась я себя успокоить.
Сверху пролетел вертолет, и по огромной толпе, которая еще увеличилась в размерах, пронесся гул. К нему добавился еще и свист; группа людей справа от меня двинулась вперед, и я шагнула к ним.
– Ай! – взвизгнула я, когда кто-то тяжелый отдавил мне ногу.
– Pardon, – сказал кто-то в ту же секунду, в которую я пробурчала «извините». – Вы в порядке?
Заметный акцент прорезал февральскую прохладу; я подняла голову, сама удивленная своим внезапным интересом.
Высокий мужчина с темными волосами – сверху они были длинные и волнистые, а по бокам более короткие – поднял руки в извиняющемся жесте. Он беспокойно хмурился. На оливковой коже намечалась щетина, губы были слегка приоткрыты.
Я поняла, что открыто пялюсь на него, пока он ждет ответа.
– Да, все нормально, – сказала я, хотя мой мизинчик пульсировал от боли. Кто-то пихнул меня сзади, но толпа удержала на месте. – Мы так медленно двигаемся, что одной ноги хватит.
Мужчина вопросительно посмотрел на меня и наклонил голову, пряча подбородок в поднятый воротник своей темно-серой куртки. Ветер трепал его волосы.
Не успела я объяснить ему, что это был сарказм, как нахлынула новая волна протеста «Not in Our Name» [2] . Мужчина отвернулся, поднял руку и тоже стал выкрикивать слова.
Я хотела присоединиться, но из груди вырвались только хрипы. Я достала ингалятор из кармана куртки. Три раза встряхнуть, один раз нажать… Пшик получился жалким – лекарство закончилось. Дерьмо. Мне казалось, я заменила баллончик на прошлой неделе… Я положила его обратно в карман. Пальцы коснулись записки, которую получила от своего куратора. Перечитывать ее незачем: четыре слова насмерть въелись в мой мозг. «Можно было и лучше».
2
Антивоенные протесты нулевых годов.