От утра до вечности
Шрифт:
– Не грусти, моя хорошая. Скоро дожди прекратятся, лужи сойдут, и мы снова сможем бегать вместе.
Шельви гавкнула, будто говоря: «Ты пообещала!»
– Да. И если не сдержу слово, стащу для тебя вкусняшек, – сказала Саарите и подмигнула.
Издав ещё один удовлетворённый «гав», Шельви развернулась и подставила взору слишком манящий живот. Внутренняя борьба длилась ровно столько, сколько Саарите слезала со стула, а после сила воли оказалась полностью повержена желанием от души начесать бока. Когда с тёмно-бирюзовой юбки уже можно было собрать
«Интересно, а в дождь он приходит? Было бы странно, но… Он же и есть странный».
– Оттого, что схожу проверю, хуже ведь не станет? Нет, не должно! – ответила сама себе и к шкафу, чтобы натянуть сапожки и прихватить с собой накидку. – Шельви, веди себя хорошо! – бросила на прощание и выскочила из комнаты.
Частый стук каблучков эхом отражался от стен спуска, ведущего к комнате телепортации. Торопливо сбегая по лестнице, Саарите надеялась, что никто из домашних не решит встать несвойственно рано и тоже куда-нибудь отправиться. Обычно родители ничего не имели против утренних прогулок, но в ливень беспокойство о здоровье может стать сильнее веры в предусмотрительность.
Пронесло: в небольшом зале, как обычно в этот час, ни души. Реагируя на появление, зажглись магические фонари, равномерно заливая помещение умеренно ярким холодным светом. Ступив на покрытый письменами пол, Саарите сняла с шеи кулон-ключ и подошла к правым вратам. Древнее творение мастеров не выглядело на свой возраст – его выдавали только слишком затейливые формулировки некоторых формул: сейчас предпочитали упрощённые варианты. Ключ лёг в выемку, свет, как вода, растёкся по углублениям в камне, будто оживляя врата. В воздухе появилась панель, на которой Саарите установила координаты тренировочной площадки, дождалась ещё одной вспышки, надела кулон и шагнула в вихрящийся проход.
По другую сторону портал располагался под навесом в стороне от увитого плющом двухэтажного здания. Резкий порыв ветра заставил поёжиться и тщательнее укутаться в плотную ткань. Стук тяжёлых капель не оставлял возможности услышать флейту с такого расстояния, оставалось одно: направиться прямиком к поляне. Саарите подняла на всякий случай капюшон, создала над собой отражающий дождь купол, и вышла из-под навеса.
Чем ближе становилась поляна, тем больше Саарите сомневалась в своей затее. Да кто вообще придёт играть в лесу в ливень, когда порывистый ветер от души хлещет по лицу холодными каплями? Будь купол обычным зонтиком, на середине пути волосы и одежду уже можно было бы выжимать, но пока только юбка заметно потяжелела ниже колен.
Вместе с тем, любовь к танцам уже навязчиво подсказывала, какие движения хорошо бы сочетались с мрачной симфонией, сочинённой природой, где стуку, скрипу, вою и колкому шуршанию не хватало только мощных громовых аккордов. И как же естественно вплелась сюда флейта. Настолько, что Саарите не сразу уловила, что уже слышит её. Мелодия то перекликалась со стуком капель, то завывала, не то тоскливо,
Но раз уж Саарите пришла, не было причин не доходить до привычного места возле дерева. Прежде чем сесть, она расширила купол, чтобы наверняка укрыть музыканта тоже, и высушила небольшой участок земли.
– Значит, вы и в дождь здесь, – сказала, как только закончилась музыка. Пришлось немного повысить голос, чтобы перекричать природу.
– Погода не имеет для меня значения, – спокойно откликнулся незнакомец.
– Для вас, может, и нет, а что насчёт вашего здоровья?
– Для здоровья тоже.
Саарите недоверчиво поджала губы и снова поёжилась. Защищаться от ветра магией она не умела, а под накидку холодные потоки всё равно умудрялись пробраться. И мокрая юбка неприятно облепила голени, похищая тепло.
– Чего не скажешь о вас, молодая ноттери. Лучше бы продолжали дома сидеть.
– Откуда знаете, что обо мне не скажешь? Вы же меня не видите.
«Не видите же?» – Саарите оглянулась, но как бы ни всматривалась, не могла обнаружить ничего, кроме леса.
– У вас голос дрожит. Вытяните вперёд руку.
Голос? Саарите была уверена, что тот всё ещё звучал достаточно ровно, но, видимо, слух музыканта выдал её с потрохами. Издав задумчиво-удивлённое «хм-м», она послушно протянула руку. На раскрытую ладонь медленно опустился красный огонёк и пустил по телу тепло, как только коснулся кожи.
– Ого, – выдохнула Саарите, рассматривая огонёк и крутя его между пальцев. – Мне вот температурная магия совсем не даётся.
– Это не совсем она, но неважно. Просто держите и грейтесь. Вам ещё назад идти.
– Для того, кто не хочет даже имя назвать, вы довольно милы, – отметила, убирая огонёк под накидку. Тепло. Почти как объятия. Видимо, с призраком. Необычным.
– Моё нежелание говорить о себе не означает, что я имею что-то против вас.
– Даже если я прихожу слушать, хотя вы скрываетесь от слушателей?
– Я не говорил, что скрываюсь. Просто предпочитаю это место.
– Тогда сыграете ещё? А я послушаю.
– Я играю не ради вас.
– Знаю, но всё равно никуда пока не денусь. Поэтому либо так, либо буду докучать с вопросами.
С другой стороны послышался тяжкий вздох, за шумом воды потонуло бурчание, а после вернулась музыка. Удовлетворённо улыбнувшись, Саарите откинулась на ствол, прикрыла глаза и утонула в переплетении звуков.
С тех пор Саарите стала чаще приходить в непогоду, ведь знала, что пережить её вместе не станет проблемой.
***
В семнадцать лет Саарите дебютировала. Как хранитель, она не обязана была это делать, более того, мама пыталась отговорить, но вместо убедительных аргументов звучали неуверенные отговорки, а желание самой посетить бал, о котором доводилось только читать и слышать, пересиливало понимание, что просто так мама тревожиться не станет.