Отчий дом. Семейная хроника

Чириков Евгений Николаевич

Леночка молилась по ночам, и в молитвенном шепоте иногда прорывался стон безнадежного отчаяния:

— Малявочка!

А Малявочка крутился в вихре политических страстей и «спасал конституцию, а может быть, даже и Россию». Манифест отвоевали, а впереди — не приятный отдых на лаврах, а новая борьба, да еще на два фронта, ибо теперь — два врага: один тянет Россию назад, к восстановлению самодержавия, а другой толкает в омут социальной революции, которая погубит Россию.

Недавних «друзей слева» конституционалисты стали бояться не меньше, чем врагов справа.

Вот когда вспомнился Павлу Николаевичу погибший идеалист и чудак Елевферий Митрофанович Крестовоздвиженский и его схема скрещения двух прямых в точке «З»…

Земля!

Победит тот, за кем

пойдет многомиллионный народ, то есть крестьянство. А он пойдет за тем, кто даст ему землю…

Ленин опирается на рабочий класс.

Социалисты-революционеры на крестьянство.

Реакционеры на все силы старой России.

А на что опереться демократической интеллигенции?

Земля!

И вот начинается спешная выработка широкой реформы для крестьянского землевладения…

Павел Николаевич жертвенно стоял за отчуждение помещичьих земель. Разногласие в партии было лишь в том, какое отчуждение: с выкупом или без выкупа?

Вот тут и столкнулись. У большинства не хватило жертвенности: постановили отчуждение по справедливой оценке.

Как только выяснился результат голосования, Павел Николаевич взволнованно произнес:

— Мы совершили непоправимую ошибку! Народ пойдет за социалистами-революционерами, которые обещают мужикам землю даром, без всяких выкупов.

Кто-то из членов сострил:

— У них земли не имеется, а потому ничего не стоит подарить чужую!

Павел Николаевич рассердился:

— Теперь не до шуток. Дело более серьезно, чем нам кажется… Мы останемся в полном одиночестве…

Вздумал Павел Николаевич навестить своего отставного зятя Адама Брониславовича Пенхержевскаго. Что бы там ни было, а ведь друзья!

Хотя Адам Брониславович встретил его и любезно, но с некоторой растерянностью (он сам отпер дверь). Вдали слышался возбужденный спор на польском языке, который как-то сразу оборвался.

— Я, кажется, не вовремя? У вас — гости или?..

— Я вас попрошу сюда, в кабинет… Дело в том, что у меня маленькое совещание…

Павел Николаевич понял, что наткнулся на «польские тайны».

— Извиняюсь. Зайду после…

Адам Брониславович тоже начал извиняться, раскланиваться и сожалеть, но, видимо, был рад, что гость уходит:

— Милости прошу завтра, часов так… в пять вечера. Нам о многом надо поговорить, но наедине… Так до завтра!..

Адам Брониславович отомкнул замок выходной двери, крепко пожал руку гостя и отворил любезно дверь…

На другой день Павел Николаевич выехал в Алатырь.

XI

Есть в Финляндии станция Мустамяки, а верстах в пяти — окруженная сосновыми лесами деревня Нейвола [631] . Место историческое: здесь был решен вопрос об устройстве вооруженного восстания в Москве.

Политика старого правительства, направленная к покорению автономной Финляндии, превратила ее из лояльной и дружественной страны во вражескую — для правительства и дружескую — для русских революционеров, суливших национальное самоопределение вплоть до отделения от государства.

631

Мустамяки — общее название для нескольких населенных пунктов на Карельском перешейке. До появления железной дороги местность была не заселена, после открытия в 1877 г. железнодорожной станции начала активно осваиваться. Нейвола — деревня, входившая до 1939 г. в состав волости Уусикиркко Выборгской губернии Финляндии.

Финляндия сделалась удобным местом для всяких революционных съездов и свиданий.

У большевиков, помимо того, имелись здесь и некоторые специальные удобства: завоеванный ими Максим Горький снимал в деревне Нейволе огромный дом [632] , где бывал лишь наездами, летом и зимой. А друг Ленина Вронч-Вруевич имел собственную дачу.

Дача Вронч-Вруевича прижималась к лесу, стояла в глубине обнесенного высоким забором и засаженного деревьями двора. Злой цепной пес охранял ворота и своим лаем предупреждал об опасности.

632

Неточность:

Горький поселился в Нейволе в начале 1914 г., после возвращения из первой эмиграции (1906–1913 гг.). Его дом (так называемая «вилла Ланг») был двухэтажным (принадлежал А. П. Горбик-Горбовской). По свидетельству современников, на первом этаже дома находилась большая комната с камином, разделенная аркой на две части, служившая столовой и гостиной, рядом с ней было несколько комнат меньшего размера, в которых обычно останавливались гости. На втором этаже размещались кабинет, библиотека и комнаты Горького и его второй жены актрисы Марии Андреевой. Летом же 1905 г. Горький жил в Куоккале, неподалеку от «Пенат» И. Е. Репина на мызе Линтула-Эрстрем. В этом месте образовалась небольшая «колония» писателей: Скиталец, Л. Андреев. Приезжали Куприн, Рукавишников, Елпатьевский. Дача была местом связи с зарубежными революционными деятелями. Еще раз в Финляндии Горький побывал в январе 1906 г.; постоянно менял места жительства.

На этой даче и укрывался приехавший из Швейцарии Ильич [633] .

Дело было глубокой осенью, когда все дачники исчезли, дачи стояли заколоченными наглухо, а деревня, уже засыпанная пышными сугробами, спала, как медведь в берлоге.

Кому могло прийти в голову, что под видом гостей к Горькому съезжаются представители комитетов Москвы и Петербурга? И кому придет в голову, что под видом столяра живет на даче Вронча генерал большевистской действующей армии?

633

Ленин весной и летом 1906 г. жил в Куоккале на вилле «Ваза», которая стала большевистским центром, куда приезжали партийные работники различных рангов с целью выработки дальнейших действий.

А впрочем, если бы финляндские власти и узнали об этом, разве они стали бы мешать? Конечно, они в минуту опасности только помогли бы своим друзьям скрыться.

Ночь. Спит в глубоких снегах деревенька.

Спит лес в кружевах мохнатого инея. А дом Горького светится праздничными огнями: там по случаю дня рождения [634] знаменитого писателя съехалось множество гостей. Большой зал с отесанными бревенчатыми стенами напоминает только что выстроенный и не оконченный еще постройкой вокзал, куда собралась публика для встречи какого-то значительного лица. Говорят вполголоса, все озабочены, нетерпеливо посматривают на часы и перешептываются. Посреди зала длинный стол, тоже как в станционном зале. Огромный самовар. Гора бутербродов. Поднос со стаканами, блюдцами и чайными ложечками. Хозяин, высокий сутуловатый человек в черной суконной блузе, опоясанной ремешком, и в высоких лаковых сапогах, переходит от одной группы гостей к другой, подергивает жесткий рыжий ус, посасывает его и больше слушает, чем говорит. Он точно взвешивает все время чужие слова и отделывается кивками головы, остриженной под бобрик. Сегодня даже и сам Горький не в центре внимания…

634

День рождения Горького — 16 (28) марта.

— Пришел! — бросил чей-то таинственный голос в дверь зала, и все стихло.

Появился Вронч со сладенькой улыбочкой и румянцами на круглых и пухлых щеках, а за ним — невысокий сутуловатый человечек с монгольскими глазами.

— Привет товарищам!

Общий поклон. Кое с кем — за руку, два-три слова. Горький и Вронч неотступно сопровождают Ленина [635] , проявляя свою особенную близость к нему какими-то интимными разговорами и улыбочками, от чего значительно вырастают во мнениях окружающих.

635

Горький и Ленин в Финляндии не встречались, так как были там в разное время.