Отель Страстоцвет
Шрифт:
Ее язык почти коснулся его напряженного естества. Скользнул в паре миллиметров от тонкой кожицы, горящей огнем, и вновь скрылся во рту.
«О, да! Так и нужно. Да, так и надо!» — Мужчина приподнялся, отрывая спину от кровати. Он словно умолял ее сжалиться.
Вместо этого она, насмешливо улыбаясь, опустилась прямо на его ногу, позволяя почувствовать кожей собственный жгучий жидкий огонь, давно побежавший из нее. Прижалась к нему мокрым и горячим, чувствуя, как он мечется, ощущая величайшую из пыток. Самую изощренную и самую сладкую.
Скрипнули его стиснутые зубы, дрогнули
— Тихо-тихо, плохой мальчишка, сейчас ты заработал наказание. — Мягко обволакиваемое розовым светом тонкое лицо ее отпрянуло, чуть кривой усмешкой убивая его воскресшую самоуверенность.
Мужчина вновь судорожно сглотнул, когда глаза девушки оказались в нескольких сантиметрах от его. Распущенные волосы накрыли лицо, пахнули нежданной свежестью и чем-то, чуть заметно, сладким. Влажные губы шепнули в ухо, чуть коснувшись его кончиком языка:
— Ты же хотел увидеть комплексы, уничтоженные тобой? Почему ты такой нетерпеливый? Ты же хочешь всего полностью, дойти со мной до конца? Хочешь? Хочешь меня так, как хочется мне? Как никогда не было в твоей жизни? Просто кивни мне, просто кивни …
Мог ли он поступить по-другому? Нет, не мог.
Он кивнул, ощущая бурлящий адреналин и подрагивающее, его собственное непослушное, тело. Эта женщина наполняла его огнем, сжигала в ожидании, крутила, как хотела. Она вцеплялась невидимыми коготками в каждый мускул, в каждый нерв, в каждую клетку напряженной кожи.
Девушка выпрямилась, посмотрев куда-то в сторону. Довольно кивнула, подмигнув ему правым глазом, единственным видимым из-за волны волос.
Черт… его заводило даже движение ее века и брови, ее неуловимая усмешка, видимая только в уголке этих чертовых припухших полных губ.
— Я возьму маленькую подушку? Хочу, чтобы ты все видел. — Она потянулась куда-то в сторону. — Ты же не против?
Конечно не против! Да он готов был отдать все подушки во всей хреновой гостинице! Но, зач…
Мужчина вздрогнул, когда гладкий атлас лег на грудь и живот. И ощутил свою влагу, такую, какая должна была быть у этой сумасшедшей и прекрасной стервы. У этой светящейся изнутри страстью языческой богини. Игравшей с ним также, как он играл до нее на любой женщине, оказавшейся с ним в постели.
И даже ноющая боль не могла заставить его закричать, чтобы прекратить сводящую с ума игру света и тени на ее таком не идеальном и таком совершенном теле. На ее спине и заднице, неожиданно возникших перед его глазами, на ее маленьких аккуратных ступнях, легших рядом с его лицом.
Что она собиралась делать? Низ его живота прихватило в сладком предвкушении. Да, он не мог поверить глазам: девушка забралась сверху, развернувшись лицом к его разведенным бедрам. И легла так, что ее острые (хоть стекло ими режь) соски дотронулись до его живота.
Увидев перед собой сверху ее раскрытые, прекрасные в мягком свете ночника, влажные складки, он вприкусил одеяло, чуть торчавшее рядом. Исступленно стиснул зубы, скрипя по тяжелой гостиничной ткани.
Мужчина
Она…
Когда качнувшиеся сочные половинки оказались прямо перед глазами, мужчина прикусил губу, гоняя воздух, как можно быстрее. Кровь стучала, колотилась в висках барабанами, сердце билось сильнее, разгоняя и разгоняя ритм.
Ее тонкие пальчики прямо перед его глазами делали самое сокровенное и закрытое.
В блестящем от прозрачной тоненькой пленки смешении светло-коричневого и налившегося красным розового. Пальцы, не спеша, скользили по гладкой набухшей плоти. Вверх-вниз. И по кругу. По плоти, уже начавшей чуть вздрагивать, едва уловимо сокращаясь.
А запах? Он сводил с ума. Заводящий, безумный. Не имея возможности дотронуться, мужчина втягивал его в себя с каждым вдохом, ненавидя и восторгаясь одновременно.
Ему хотелось видеть ее прикрытые от удовольствия глаза. Видеть, как она испытывает наслаждение, вытягиваясь всем телом в тугую струну. Как ловит ртом воздух и издает едва слышимый хриплый стон. Хотелось чувствовать, как растет напряжение в ее теле, когда тонкие пальчики ускоряются.
Перламутровые нити, натягивались и лопались. Свежие кристальные капли он провожал, не веря, глазами. Провожал, глядя на пальцы, превращавшие их в новую паутинку, тут же растекавшуюся по все больше дрожащим и полностью раскрывшимся лепесткам. Тянулся к ним, не в силах удержаться, языком. И неуловимо даже для себя шептал что-то такое же смазанное и горячее, каким было ее дрожавшее тело сверху над его глазами.
Неуловимо и незаметно. Вздрогнув вдруг всем телом, напрягая его полностью, до судорожно изогнутых ступней, она вскрикнула. Застонала, сильно и глубоко, перейдя в почти воздушный долгий стон. И он неожиданно застонал вместе с ней, глядя на сжимающееся и вздрагивающее перед глазами. Ощутил едва уловимые капельки, упавшие на губы.
Провел языком, впитывая неожиданно подаренный вкус, заставивший его изогнуться, потянуться куда-то туда, вниз, где сейчас ее волосы касались его бедер внутри. Где влажные и вздрагивающие губы оставляли холодящий след, нечаянно и едва касаясь его кожи.
Чуть позже, упершись горячей ладошкой в бедро, отдавшее дрожью, она приподнялась и повернулась к нему. Хитро блеснула глазами, с еще плавающей в них, но успокаивающейся пеленой. Губы влажные и блестящие, казались такими же волшебными, как и те, что были несколько секунд назад перед его лицом.
— Бедный ты мой… — ее полушепот отдался в его теле предвкушением, ударил разрядом, утихнув только в ногах. — Бедный… Сейчас, подожди. Поможешь?..
Поможет? Да он готов…
Когда, нетерпеливо дергая, ее рука потянула второй чулок, снимая, он помог, ухватившись зубами за носочек и стянув черную сетку. Не удержался, коснувшись языком ее пальцев и понимая, что такое новое ощущение не забудет. Вряд ли когда-то повторит, но точно не забудет. Через прорехи сетки, дотронувшись кончиков пальцев, понял, что хочет ее всю. Полностью. Даже ее аккуратные ступни.