Отель Страстоцвет
Шрифт:
Как же она могла?
Сегодня все проблемы казались ей лишь суетой навозных жуков. Теперь Лиза видела выход. И он, как свет в конце тоннеля, почему-то мерещился ей где-то там, где в сумраке и бликах уличных фонарей исчезала фигура прекрасного незнакомца.
Что заставило ее принять решение?
Она не смогла бы сказать сама себе. Решила, сразу и бесповоротно. Головой в омут. То ли из-за шага до смерти, то ли из-за идеально сложенного Аполлона. И непонятно, что было хуже. Да-да, совсем непонятно. Но возвращаться назад не хотелось.
Вечера
Звезд как раз она не увидела. Брела по мостовой, бряцая своим хромоногим чемоданишком, и уныло напевала под нос засевший в голове попсовый мотивчик. Буквально за несколько минут откуда-то вдруг натянуло серых туч. Ощутимо похолодало, и старая джинсовая крутка ее теперь почти не спасала. Девушка клацала зубами и дрожала, как бездомная дворняга. Она уже не верила, что дойдет, но мост возник из набежавшего тумана неожиданно, почти испугав ее своей выгнутой темной стеной.
Лиза подняла воротник, постояла, постукивая каблучками и оглядываясь по сторонам. Как хорошо: додумалась надеть удобные сапожки. Ей бы, дурочке, еще свитер взять… Не догадалась.
Туман плыл с Льдистой, с моря, окутывая все вокруг. Липкой густой сметаной ложился на брусчатую мостовую, поднимался вверх. Чугунные старинные фонари теперь казались другими, еще более загадочными. Светили неярко, разгоняя белесую мглу почти возле себя, не дальше.
«Лондон, как есть Лондон, а не теплый приморский курорт. — Подумала Лиза. — И никого. Снова никого».
И только услышав где-то близко странный низкий вой, она вздрогнула. Почти очнулась от странного полусна, погрузившего в себя с самого утра. Оглянулась, видя лишь лениво-хищные лапы тумана, тянущиеся к ней. Холод убаюкивал, заставляя замереть и ждать…
Кого, чего? Что она тут забыла? Чокнутая дура, Господи…
Через мглу, мягко крутящуюся вокруг, к ней что-то двигалось. Слегка шуршало, незаметно, где-то рядом. Лиза вздрогнула, сжала ручку чемодана дрожащими пальцами.
Шум стал ближе, еще ближе, и в дрогнувшем тумане вдруг появилась широкая темная тень. Девушка замерла, слыша, как собственные ее зубы отстучали фламенко. Прижала взмокшую ладошку ко рту, чувствуя дрожь всем телом. Страх лип не хуже тумана, темным коконом сжимаясь вокруг.
Ну, вот. Поди волчара какой крадется… Сожрет ее и не подавится. Хотя, откуда волкам взяться в городе? А если оборотень? Ну, не-е-т…
Девушка поежилась: «Лиза, завязывай смотреть «Сумерки»! До добра не доведет».
Скорее там какой маньячина — схватит сейчас, зажмет своими лапищами рот и потащит в кусты. Она втянула голову в плечи и приготовилась закричать. Но темнота вдруг сверкнула ей двумя тусклыми желтыми глазами. Тень замерла возле нее, добавив мерное глухое ворчание. Высокая, покатая тень, чуть блестящая посередине длинными
Девушка всмотрелась, из последних сил набравшись храбрости. И ойкнула, разом поняв.
Машина. Огромная, мощная, матово-серебристая машина с хромированным… как его… радиатором? Решеткой, точно, решеткой радиатора. Фу-у-ух…
Мягко открылась дверка, выпуская мощную высокую фигуру. Забытый страх вернулся, радостно заорав «пррривеетаянеуходил».
А ты как думала, дурында, что тебя тут всего-то серый волк съест? Съест, только волк на двух ногах, выслеживающих одиноких дур.
«Что же будет? Продадут на органы? В Турцию в гарем? В порт проституткой? Убьют?!» — Сердце запрыгало, как бешеное. Девушка даже положила руку на грудь — удостовериться, не выскочит ли оно совсем.
— Добрый вечер, — пророкотал великан, приблизившись, — вы ждали моего друга?
— А-а-а… — только и смогла выдавить Лиза, пятясь назад, как каракатица.
— Высокий, светловолосый, красивый. Вчера спас девушку, упавшую в реку. — Уточнил он. — Вы та девушка?
Так мог говорить медведь, наверное. Нет, не медведь. Так глухо, с перекатывающимся рыком, мог бы говорить тигр. Или лев, умей животные говорить.
— Да-а-а… — и простучала дробь зубами.
Ой, дура, второй вечер подряд!
— Я подойду? — поинтересовался перекатывающийся рыком бас.
— Да. — Наконец-то она смогла выговорить твердо. — Подойдите.
Ой!.. Он двигался бесшумно, удивительно неуловимо для такой громады. Навис, тут же оказавшись рядом и снова испугав. Девушка выдохнула, уставившись на него. Смотрела и почти не верила своим глазам.
Заинтересованный розово-персиковый свет фонаря скользнул к великану. Облил его мягким свечением, в котором она успела рассмотреть носки его зеркально-начищенных туфель, граненые запонки с бриллиантовыми переливами, модный галстук винного цвета и стильные черные очки.
Луч скользнул по заискрившейся золотым шитьем орхидее на кармане форменного костюма и отразился в лаковом козырьке его фуражки. Больше всего девушку поразил темно-кофейный цвет кожи незнакомца и смоляная бородка-косичка с вплетенными в нее зернами белых бусин.
Над Лизой, молча и страшно, высился негр. Или афроамериканец? Так она ведь не в Америке. А он черный… кофейный… темнокожий, точно! Темнокожий великан молча нависал скалой и смотрел как сытый кот на испуганную мышку.
— А вы…
— Да?
— А как вас зовут?
Так мог удивленно зевнуть сонный леопард. Его очки чуть дрогнули бликами фонаря.
— Чака.
— Как? — удивилась она.
Он двинул подбородком и лениво, влажно и величественно, разлепил полные губы.
— Чака, вождь зулусов, покоритель гордых масаи, непокорных банту и людоедов-пигмеев. Отец тысячи воинов и муж тысячи их матерей.
Лиза замерла, вытаращив глаза. Вдруг Чака громко захохотал, хватаясь за живот.
— Я Федор Степанович, девушка. Но мне понравилось. Надо будет повторить.