Открытие медлительности

Надольный Стен

Теперь он почти каждый день добавлял сюда новые предложения. Последнее гласило: «Медленная работа самая важная. Все обычные, быстрые решения принимает первый офицер».

Они возвращались в Англию на своих кое-как подлатанных кораблях и были рады тому, что вообще смогли уцелеть. Насосы работали без остановки, хуже, чем по дороге сюда.

Быть может, все это были сказки, что там, на Северном полюсе, есть открытое море. Но, не имея доказательств, Джон считал преждевременным выносить суждение.

Лондон встретил их большим ликованием. Все думали, что они и впрямь пришли с самых Сэндвичевых островов.

Бьюкен и Франклин представили сэру Джону Бэрроу из Адмиралтейства

первый отчет. Бьюкен так нахваливал Джона, что тот уже не знал, куда глаза девать от смущения.

— И что теперь, мистер Бьюкен? — спросил Бэрроу. — Полагаю, вам не терпится поскорее опять отправиться на Север.

— Нельзя сказать, чтобы это было моим самым заветным желанием, — ответил Бьюкен. — Чтобы полвечности скитаться в тех краях, нужно гораздо больше любить мужское общество, чем люблю его я.

— Ну а вы, мистер Франклин?

Джон задумался над последним замечанием Бьюкена и был несколько напуган, ибо вопрос Бэрроу заключал в себе теперь еще один, скрытый смысл, требовавший дополнительного времени. Совершенно сбитый с толку, он только и сумел выдавить из себя:

— О да, конечно! Я хочу!

— Ну, что же, коли так, — сказал Бэрроу, растягивая слова и явно забавляясь, — тогда у меня на примете есть для вас уже подходящая команда.

В тот же день Джон Франклин отправился к Элеонор Порден и сделал ей предложение, заранее продуманное и четко сформулированное. Она не ожидала такого натиска, но чувствовала себя весьма польщенной. На всякий случай она для начала сменила тему и поинтересовалась, как обстоит дело с полярным магнетизмом.

— Собственно, я думала, вы мне сообщите новости, касающиеся только этого вопроса.

Но то, что Джон мог сообщить относительно магнетизма, ему самому показалось малосодержательным. Поэтому он вернулся к интересовавшему его предмету. Элеонор посмотрела на него неожиданно по-взрослому и сказала:

— Мне кажется, вы просто хотите что-то доказать.

Она решила пока «помедлить» и отклонила предложение. Джон обдумал услышанное и пришел к выводу, что такое решение нравится ему. Вечером он отправился в портовый бордель и взял себе недешевую шлюху, которая, вместо того чтобы дать Джону поскорее проявить свою доблесть, принялась допытываться у него, какая жизнь на Камчатке и каковы местные девки.

— Да знаю я, что ты там был! — наседала она. — Ясное дело, был, только рассказывать не хочешь! Упрямый, как все офицеры!

Глава тринадцатая ПО РЕКЕ К ПОБЕРЕЖЬЮ АРКТИКИ

На сей раз Джон командовал экспедицией один, но только не в качестве капитана судна, потому что экспедиция была сухопутной. Вместе с ним в путешествие отправились врач д-р Ричардсон, мичманы Бек и Худ, а также матрос Хепберн. Носильщиков, проводников, охотников, равно как и запасы продовольствия, они должны были получить непосредственно на месте, в Канаде, через королевские компании, занимающиеся там пушным промыслом.

В воскресенье, на шестую неделю по Пасхе 1819 года, их маленький корабль «Принц Уэльский», принадлежавший «Компании Гудзонова залива», снялся с рейда и покинул порт Гравезенд. Джон подготовился как следует ко всем возможным случаям жизни, какие только мог себе вообразить. Он даже научился маршировать и вычислил среднюю длину собственного шага, взяв за ориентир участок между двумя лондонскими верстовыми столбами, затем он приладил к компасу специальное кольцо, которое можно было застегнуть на большом пальце, это позволит ему, используя в качестве системы координат собственный палец и край компаса, определять с вытянутой руки приблизительное расстояние

до нужного объекта. У каждого были с собою нож, бур, шило, свисток, а также проволока для крепления снегоступов, если придется идти по снегу или льду, кроме того, по совету бывалого почтаря пришлось обзавестись чулками из овечьей шерсти, такими же фуфайками и длинными подштанниками, которые отчаянно кусались.

Джон был рад, что в экспедиции будет хотя бы один человек, которого он знал: Джордж Бек. Он записался добровольно и заявил, что готов пойти за Джона в огонь и в воду. Такие речи обычно сбивали Джона с толку, но все-таки хорошо, если есть быстрый помощник, на которого можно положиться. Он подумал, что назначит, пожалуй, Бека негласным первым офицером, который будет принимать «обычные», «нормальные» быстрые решения. Впрочем, для начала нужно присмотреться, на что он годится. В конце концов, есть и другие. Джон внимательно изучал их, намереваясь приспособить свою систему, разработанную на «Тренте», к девяти новым членам экспедиции.

— Капитан «Ириса» мог бы быть счастливейшим человеком на свете, а «Ирис» мог бы быть счастливейшим судном, если бы только его не сделали капитаном, потому что никакой он не капитан!

Доктор Ричардсон прервал свою речь и принялся раскуривать едва тлеющую, туго набитую трубку. Он пыхтел до тех пор, пока на его худом лице не заиграли красноватые блики, и клубы дыма растянулись по кают-компании, затемнив тусклый вечерний свет, проникавший через иллюминаторы. Так вот, «Ирис»! Доктор Ричардсон до сих пор не мог забыть этого дурного путешествия, о котором он теперь рассказывал со всеми подробностями. Спрашивается, почему, задавал себе вопрос Франклин.

— Слабый капитан неизбежно подпадает под влияние всякого, кто будет говорить ему, что он сильный. Он поощряет лесть и наушничанье, ибо правда — его злейший враг.

Особой злокозненностью отличался один, квартирмейстер, звали его Кэттлуэй, он только и занимался тем, что подглядывал за всеми да подслушивал, чтобы потом донести начальству. Если же ничего подходящего не попадалось, он сам сочинял какую - нибудь гадость. Капитан верил ему. Однажды он ссадил на Севере, во льдах, двух лейтенантов только из-за того, что они якобы позволяли себе дерзкие высказывания в адрес капитана. Когда же он, для оправдания своих действий, подал на них жалобу в трибунал, суд не признал вины за этими офицерами и обвинил капитана в клевете, приговорив его самого к отбыванию наказания на Вандименовой земле. Джон представил себе этот остров на юге Австралии, который в свое время обследовал Мэтью. Не такое уж и плохое наказание, подумал он, работать на природе и помогать осваивать землю. Он почему-то именно так представлял себе жизнь каторжан.

— Отчего же, спрашивается, был так слаб этот капитан? — задал вопрос Ричардсон, чтобы тут же самому на него и ответить: — Оттого, что был лишен он благодати веры. Кто не хочет довериться Господу Богу, тому и судно доверить нельзя, ибо только ведомый Богом может вести судно.

Он снова принялся возиться с трубкой. Верно, для того, чтобы не смотреть на Джона, пока тот проникается историей, и Джон проникся. «Он хочет, чтобы я что-нибудь сказал по этому поводу, — подумал Джон, — тут нужно быть осторожным». Если этот Ричардсон и в самом деле такой набожный, с ним будет нелегко. Для него Бог — главный авторитет, а это плохо сочеталось с Франклиновой системой. Божьи помыслы допускали слишком много толкований. Джон считал религию в целом делом полезным как средство поддержания благоразумного порядка, но пламенных проповедников и провидцев он как-то немного побаивался. Посему он не стал развивать эту тему, а только сказал: