Открытый брак
Шрифт:
Я опять пью, чувствуя, как по венам несется алкоголь и ударяет в голову. Добавки поблизости нет — бутылка шампанского осталась на кухне. Это, видимо, потому, что Журавлёв предпочёл бы, чтобы я была при трезвой памяти.
— Что делал твой отец? С тобой?
Я кручу бокал в руках. Красивый — с эффектом цветного зеркала. Сердце в этот момент гулко-гулко колотится.
— Прости, запамятовал — я на сеансе у психолога, или мы просто с тобой выпиваем?
— Просто выпиваем. Только мне интересно.
Не
Саша шумно выдыхает и проводит пятерней по отросшим волосам.
— Ломал. Пиздил по поводу и без. По черепу, почкам, копчику и солнечному сплетению. Так, чтобы не оставалось следов. Я сопротивлялся, но до поры до времени. В один прекрасный момент сильно проебался и остался должен отцу. У него был на меня компромат.
Журавлёв рассказывает спокойно и размеренно. Каждое слово выверено, а меня трясет. Не потому, что трушу, а потому что жаль.
— Теперь что? Отрабатываешь за тот проеб?
Язык развязывается. Я почти готова к честным ответам. Жаль, не от мужа. Там будет больно, а тут — в пределах допустимого.
— Теперь компромат есть и у меня на него.
— Воспользуйся.
Саша кривовато улыбается, а я почему-то верю, что вижу монстров насквозь. От Журавлёва старшего прямо-таки шарахнуло. От младшего — нет. Он вызывает разные эмоции, но точно не негативные.
Вскинув руку, Саша тянется к моей скуле. Я затихаю и отстраняюсь.
— Пока что не было желания и стимула стать лучше, чем я есть.
Звук телевизора ощущается белым шумом. В горле сохнет. Я пью, пью. Жадно и много. До самого донышка.
— Будь лучше для самого себя, Саш.
Высвободив ноги, встаю с дивана. В голове хаос, мысли путаются.
Направившись за добавкой шампанского, подхожу к столешнице. Наполняю бокал почти с верхом. Проливаю несколько капель на глянцевую поверхность и тянусь за салфетками, стараясь не реагировать на шаги за спиной, но не удерживаюсь от мелкой дрожи.
Горячие ладони ныряют под футболку и едут по голому животу. Я волнами ловлю жажду и чувствую отчётливую пульсацию в промежности. Тоже, должно быть, соскучилась.
Саша прижимается теснее, впечатывая меня бёдрами в стол. Гладит настойчивее. Удерживая, давит где-то под рёбрами.
Я привстаю на носочки, когда Журавлёв убирает мои волосы на одну сторону. Добровольно подставляю шею, зажмуриваюсь.
Ощущаю, как касается, скользит и лижет. Пробегается по ключицам и плечу, затем возвращается обратно и по новой продолжает чертить языком невидимые узоры на моем теле.
Из груди рвётся стон. Перед глазами темнеет. Пульс срывается и начинает стучать во много раз чаще.
Я делаю вдох-выдох. Задыхаюсь от эмоций, когда в поясницу упирается эрекция.
Повернув голову, мажу губами по щеке
Саша беззастенчиво едет от живота и выше, задевая острые вершины сосков.
— У нас с Наилем есть правило, — произношу сиплым голосом. — За спиной друг друга нельзя — это измена и предательство.
Понимаю, что Журавлёву похуй на наши правила. У него они свои. Не совсем правильные и честные, но жутко искренние. А я не могу не думать о том, что можно прямо сейчас отсечь все лишние страдания одним махом. Главное, не трусить и сделать гребаный выбор.
— У вас за спиной уже столько всего…
Саша хмыкает, тряхнув головой. Что именно, не озвучивает, но я и сама знаю.
В кровь впрыскиваются и жажда, и горечь. Я почти не протестую, когда сильные руки отрывают меня от пола, разворачивают лицом к лицу и усаживают на кухонную столешницу.
Бокал с шампанским отъезжает в сторону. Снова расплескивается.
Ладони скользят по бёдрам и переходят на внутреннюю сторону, дразня и задевая кружево.
Мои вздохи учащаются. Волоски наэлектризовываются и встают дыбом. Боль в грудной клетке стихает и перестает быть такой ощутимой. Я спокойно ушла из гостиницы в Милане. Из квартиры, когда рисовала портрет. Журавлёв больше не упустит возможности. Бог любит троицу, да?
Я пытаюсь сжать колени, но Саша и тут проявляет настойчивость. Вклинивается бёдрами между моих ног, заставляя ощутить то, насколько сильно меня хочет.
Где-то внутри копошится совесть. Я игнорирую, хотя не сказать, чтобы сильно.
— Саш, Санечка… Я мужа люблю…
Пытаюсь найти отговорку и зацепиться за весомую причину, чтобы не продолжать, но звучу до того неуверенно и слабо, что самой от себя тошно.
Журавлёв это чувствует. Всю меня чувствует. Оттого и не поддается ни на грамм.
— Люби, — произносит, будто выплевывая. — Но кончишь сегодня для меня.
Моя футболка летит на пол. Дрожь усиливается. Не остается никаких сомнений, что так и будет.
Когда горячие губы упрямо спускаются с шеи к груди, я запрокидываю голову к потолку и с хрипом выпускаю воздух.
Сдаюсь.
Перед глазами искры. Кружево белья становится влажным от слюны. Саша греет дыханием, наклоняется ниже. Сжимает грудь, ласкает языком сосок и прикусывает его зубами. Втягивает в теплый рот до красочных бликов перед глазами.
Вместо протеста хочется просить ещё.
Осмелев, я кладу руки на крепкие плечи. То отталкиваю, то прижимаю. Путаюсь в поступках и мыслях и жду хоть какого-то дурацкого знака: звонка или сообщения, но тишину квартиры рассекают только мои стоны и глубокое мужское дыхание.