Отмель

Крейг Холли

Матео приглашает Трейси попозже навестить его и объясняет, как пройти через черный ход. Конечно, он прекрасно осознает, что открыто изменяет Ариэлле. Моей новой подруге, моей новой соседке… Мерзавец. Ведет себя дерзко, вызывающе. Демонстративно меня унижает. Как будто хочет сказать: «Твой муж на меня работает. Ничего ты мне не сделаешь. А если расскажешь моей жене, она все равно от меня никуда не денется».

Я извиняюсь и иду в уборную, чувствуя его тяжелый взгляд, устремленный мне в спину. Интересно, давно ли люди Матео меня преследуют?

И знает ли об этом Чарльз? Может, это его идея? Черт, а вдруг ему известно о нас с Джеком?

От таких мыслей я испытываю еще большее

желание вывести Матео на чистую воду. Надо найти способ отправить его за решетку. Подобные люди – хитрые крысы, мастера обмана и конспирации, короли преступного мира – всегда проворачивают свои темные делишки за ширмой кулис, в тени приватных ниш и кабинок, прикрываясь атласными тканями и дешевой косметикой.

Грязная уборная освещена синими флуоресцентными лампами, чтобы помешать наркоманам разглядеть вены и уколоться. На раковине лежит кусок сухого, потрескавшегося мыла, сморщенного, точно кожа на локте, а в кабинках отсутствует туалетная бумага. Я нависаю над стульчаком, стараясь не касаться унитаза, и слышу, как кто-то заходит в соседнюю кабинку, цокая каблуками по кафельному полу. Воздух наполняется терпким запахом парфюма. Девушка в кабинке вздыхает, кряхтит, тяжело дышит. Молнии расстегиваются, звенят украшения, шелестит спадающая на пол ткань. Она раздевается. В уборную заходит еще одна пара каблуков.

Они говорят на быстром резком языке, который я не понимаю. Но одно слово кажется мне знакомым: «Bagus». Это значит «хорошо». Индонезийский – единственный иностранный язык, который Кики учит в школе, и она часто повторяет это словечко.

Я выхожу из кабинки, и одна из девушек оглядывает меня с головы до пят. Совсем крошечная, она едва достает мне до плеча. Я чуть было не приняла ее за ребенка. Черные как смоль волосы, подстриженные идеально ровным каре, густо подведенные черным веки и накладные ресницы. Она пожирает меня глазами. Извинившись, я подхожу к раковине и пытаюсь намылить руки, чувствуя себя еще хуже, чем раньше. Из кабинки выходит ее подруга, тоже совсем юная. Хватит на них пялиться. Они ведь не подростки? У второй девушки длинные черные волосы длиной ниже талии. Она вынимает из лифчика красную помаду и подкрашивает полные губы. Я знаю, что они говорят обо мне. Потом смеются. Надо мной, уверена.

Не обращая на них внимания, я вытираю руки бумажным полотенцем и выхожу из уборной. Слева тянется длинный коридор с темными дверями по обеим сторонам. Меня так и подмывает заглянуть туда ради Ариэллы. Но Матео наверняка держит ухо востро. Даже сейчас. Камеры сканируют каждый уголок этой колыбели разврата. Я наклоняюсь, делая вид, что поправляю сапог, в надежде увидеть или услышать хоть что-нибудь, что пригодится моей подруге.

Наверное, эти две девушки – стриптизерши или проститутки, работающие на Матео. Покинув уборную вслед за мной, они идут в глубь коридора. Первая дверь открывается, и оттуда выглядывают две худенькие блондинки с крошечными холмиками грудей. Такие юные. Такие хрупкие… Они едва достигли возраста, в котором получают водительские права. Заметив меня, девушки спешно ретируются, плотно закрыв за собой дверь.

Подтянув сапог, я выпрямляюсь и возвращаюсь в бар. Кажется, стало еще темнее. Глазам приходится заново привыкать к красноватому оттенку ламп, занавесок и бордовых обоев.

Я подхожу к нашей кабинке. Она пуста. Трейси там нет. Ее вообще нигде не видно. Ни в кабинке, ни возле бара, ни за столиком, где сидел Матео. Я лихорадочно шарю глазами по столам и официанткам, скользящим туда-сюда с подносами, по компаниям мужчин и невесте с подружками, которые танцуют у сцены. Тщетно. Матео тоже испарился. Проверяю мобильный, но сообщений от Трейси нет. Да где ее черти носят? Не могу же я бросить

подругу здесь, тем более пьяную, хоть и мечтаю поскорее отсюда уйти и вернуться домой. Может, она уехала из клуба с Матео? Это вполне в его духе: разлучить нас с Трейси, чтобы сбить меня с толку. Но это меня и пугает. Он непредсказуем. Способен на все. Конечно, можно подождать в кабинке, но шампанское и бокалы унесли, и наши места уже занимает другая парочка. Покусывая губу, секунду-другую я колеблюсь, а потом набираю номер Трейси. Вместо гудков срабатывает автоответчик.

Вот дерьмо. Мне худо. Где Трейси? Черт бы ее побрал! А главное – что я натворила, притащив подругу в это жуткое место?

Сейчас

Над берегом сгустились тучи. Надвигается буря, и мы должны быть к ней готовы, ведь после того, как я чуть не утонула, остановок больше не предвидится, говорит Чарльз. Я и сама заметила, что волны стали еще выше, а яхту все сильнее качает с боку на бок. Но поддаваться панике нельзя, хотя бы ради детей.

Когда муж, продолжая говорить, тянется за спасательными жилетами и экипировкой, которые лежат на шкафчиках над обеденным столом, я с трудом подавляю желание ударить его в спину. Держи себя в руках ради детей. А не этим ли я занимаюсь все последнее время?

Чарльз обходит кофейный столик и распихивает незакрепленные вещи по выдвижным ящикам, а я иду за ним по пятам. Встав прямо у него за спиной, шепчу:

– Ты пытался меня убить.

Чарльз поворачивает голову вбок, и я замечаю седеющую щетину у него на подбородке.

– Ты спятила, – усмехается он сквозь стиснутые зубы.

– Ты хотел, чтобы я утонула.

Муж наклоняется, выдвигает очередной ящик и кладет в него декоративную вазу.

– Надо было думать, прежде чем так рисковать. Течение-то сильное.

– Ты бросил меня и уехал, – говорю я тихим, спокойным тоном. Не хочу, чтобы нас услышали дети. Но Чарльз должен знать, что я прекрасно осведомлена о его намерениях.

Голос его становится громче, нетерпеливее.

– Иди к моим детям.

Моим? Решаю не цепляться к словам.

– Ты хочешь меня убить, – шепчу я чуть слышно, но в сердце грохочет гром. Ведь в глубине души мне больно и страшно. Видимо, Чарльз это чувствует, и хотя ему отлично удается притворяться, когда он выпрямляется и смотрит мне в глаза, я вновь вижу перед собой незнакомца.

– Ты только и делаешь, что мешаешь мне решить наши проблемы. – Муж резко снимает со стены рамку, висящую у меня над головой, и я невольно вздрагиваю, испугавшись, что сейчас он меня ударит. Чарльз замечает мою реакцию, но вместо того, чтобы сказать что-то ласковое или улыбнуться, издает злобный смешок и уходит, оставляя меня одну.

Дети увлеченно смотрят мультик и не слышат наш разговор. Если бы не они, я бы, наверное, давно сделала то, о чем так часто думаю. Убила собственного мужа. Зарезала, сбросила с лестницы или перекинула за борт, подкравшись сзади и ударив по голове тяжелой лампой. Я держусь только ради Кики и Купа. Боюсь травмировать их хрупкую психику. Нельзя допустить, чтобы моих детей всю жизнь преследовали страшные воспоминания о том, как мама убила папу.

Но я хочу его убить. И знаю, что смогу. Эта мысль не дает мне покоя.

Я отворачиваюсь от Чарльза, иду в гостиную, обнимаю подушку и размеренно дышу. Расслабив челюсть, запрокидываю голову и размышляю. Интересно, сколько времени потребуется полиции, чтобы нас разыскать? Прошло уже восемь часов с тех пор, как мальчишки вытащили меня из воды. А когда в полицию обратится Джек? И сообщат ли родители в службу розыска о моем исчезновении? Но они ведь не заподозрят в похищении Чарльза, никогда в жизни.